Понимая, что раз такое появилось, то может и исчезнуть, я незамедлительно схватилась за нить рукой, поскольку нигде больше ничего магического не увидела. В мгновение ока я оказалась под этим же самым деревом, только вокруг не было частокола и каменистых пустошей под пасмурным небом. Светило солнце, а рядом, на траве, сидел драконид с зеленой чешуей и малиновым цветом глаз, и покуривал трубку. Мы встретились взглядами; он удивленно повел косматой длинной бровью, спадающей к усам и жидкой седой бороде, а я лишь приоткрыла рот, чтобы что-то спросить, как моргнула и все исчезло.
Я проморгалась, проверила дыхание, оглядела дерево, убедилась, что нить пропала и обернулась на Велеруса. Он подошел и был спокоен, значит, все хорошо: моя душа на месте, дыма и огня вокруг нет, старения не ощущалось…
– Пути, – проговорила я, ощущая себя в реальности, и посмотрела под ноги. Никакой травы, а в голове – ностальгический шум природы…
– Как думаешь, из этих листьев вы с Гулльвейг сможете сварить какие-нибудь зелья?
– Хорошая идея! – обрадовалась я, убрала в сумку статуэтку, подлетела и стала собирать белые, мягкие на ощупь листья, борясь с лезущей в голову ассоциацией с белыми цветами акации.
Я не заметила, как и когда Велерус ушел, убедившись, что со мной все в порядке. От собственных мыслей я очнулась лишь тогда, когда меня окликнул по имени Сфинкс. Я подошла к нему; у входа в хижину, за порогом которой снова ничего не было видно, стояли остальные. Когда все мы уселись в повозку и Сайрис погнал лошадей, все исчезло: и хижина, и мишени, и частокол, и дерево.
До места очередного привала ехали молча: каждый думал о своем, благо, ничего серьезного с нами в пути не приключилось. Все больше в округе стало попадаться деревьев. Я украдкой поглядывала на каждого члена своей стаи и никого не могла прочитать: мало кто что-то говорил даже собравшись у костра. Разве что Гулльвейг кусок в горло не лез, когда все мы, наконец, перекусили. Насытившись, я вдыхала смольный запах выпускаемого Сфинксом дыма, пока он курил трубку, и впадала в транс, как вдруг Гулльвейг сдавленно заговорила:
– Если Фентхаим говорил правду, то я все еще скреплена с моей Богиней, Шамикаль, обещанием убить Сфинкса, если все пойдет по худшему варианту развития будущего… – она говорила, не поднимая ни глаз, ни головы. – Я дала ей слово и, получается, обязана его сдержать… Если не сдержу, она сделает это сама через меня… В голове не укладывается, что Богиня могла со мной так… она же сняла с меня это бремя… И если все это действительно снимается только смертью…
– Нет, – оборвала ее я, хотя и понимала, что мой случай слегка отличается от ее.
– Нет? – Гулльвейг посмотрела на меня с удивлением и надеждой.
– Нет, – повторила я, глядя ей прямо в глаза, и коснулась груди.
– А есть какие-то иные способы уйти от… от… от договора?.. Я ведь даже не поняла, что заключила его!
Я пожала плечами, догадываясь, почему Фентхаим отождествлял Богов и демонов, и кивнула в сторону Велеруса, не думая, что стоит напоминать, что за вещь он ищет. Вслух я произнесла:
– Смерть таких как мы с тобой точно не разрывает связь. Ни с кем.
Поэтому и убивать, и убиваться нам бессмысленно, – я хотела, чтобы Гулльвейг это поняла, чтобы все это поняли: ни о какой глобальной сделке между Као и Сфинксом речи ПОКА что не шло. У меня язык не поворачивался говорить об этом, а от мыслей вскипала кровь. Все больше и больше я склонялась к вере словам светлого духа в той шаманской землянке и думала, что каждый из нас уже устал обсуждать эту тему.
