– Это ведь заключение договора на любовь между существами, так?.. Получается, можно осуществить это без вмешательства Дома?.. – видя, как Сфинкс непонимающе повел бровью, я пояснила, – ну, без согласия и предварительного обсуждения всех деталей их стаями? То есть… семьями…
Глубоко вздохнув и медленно выдохнув, Сфинкс мягко улыбнулся, возвращая себе привычного для меня себя, и осторожно спросил:
– Это тебя так в твоем Доме семью научили понимать?
Я задумалась. В стае, в которой я родилась, никто никого не любил. Из поколения в поколение союзы между мужчиной и женщиной там заключались лишь из выгоды и цели, воплотившейся во мне.
– За время нашего путешествия я смогла понять, что усвоила не совсем верную трактовку такого договора, но я так и не смогла разобраться во всем окончательно. – Грустно улыбнувшись, я посмотрела на Сфинкса и спросила, щемя сердце, – ты когда-нибудь любил?..
Он напрягся и забегал глазами, но быстро скрыл их ладонью, маскируя свою странную для меня реакцию привычным жестом, уходящим в пропускание волос сквозь пальцы.
«Он что, тоже не совсем понимает это чувство? – подумала я, вспоминая ответ на похожий вопрос Солару. – Или я задела что-то? О, священные леса, что же я наделала, нужно срочно исправлять ситуацию!»
– Вот, смотри, – вдруг сказал Сфинкс и указал куда-то в сторону. Я тут же проследила за его жестом. – Это как пример. Обычно такое просто взаимно хотят и делают всё, для достижения этого вместе. Как видишь, за ними их семьи не ходят, у них она… своя… уже… – тихо закончил он.
На площади вдоль храма прогуливались и разговаривали человеческие мужчина и женщина. Они держались за руки, как иногда Гулльвейг и Сайрис. В какой-то момент они остановились, чему-то посмеялись, и принялись целоваться. В этот самый миг к ним подбежал мальчишка и обнял обоих за колени.
– Получается, я могу просто поцеловать кого-то, и это существо станет мне парой без всяких условностей? – подытожила я, пытаясь пошутить для снятия напряжения поднятой темы.
На душе было радостно за стаю, за которой я наблюдала из-за стен дома, но одновременно с этим и тоскливо, поскольку моих возможных будущих детенышей ждала, – кто знает, может, все еще ждет? – безрадостная участь.
– Если будешь хотеть этого сама, и тебя не пырнут в ответ ножом, то можно и так сказать, – слабо посмеялся Сфинкс.
– Стало немного яснее, спасибо, – улыбнулась я.
Сфинкс все еще казался растерянным. Однако вперед тому, чтобы придумать что-то, чем можно было бы отвлечь уже его, он сам переключил мое внимание.
– О, смотри! Эльфы выходят! И уходят про-о-очь, – деланно закончил он.
Когда они скрылись из вида, мы, не сговариваясь, кивнули друг другу и спешно двинулись в сторону храма. Обоим хотелось сменить и обстановку, и вызывавшую неловкость тему. Но я все-таки застопорилась у входа; Сфинкс молча приоткрыл мне дверь и пригласил вперед. Он снова привычно улыбался, и от этого мне становилось не так страшно.
Внутреннее убранство храма встретило нас несколькими высокими крестовыми сводами, колоннами, фресками и алтарем, – только ли храмы и трактиры внутри мало чем отличались? Боковых коридоров, однако, здесь было куда больше. Пока я сравнивала обустройство храмов Гумбрара и Халистры, Сфинкс успел осведомиться у послушников сплошь в коричневых мантиях, куда делись наши друзья во главе с «каменным верзилой, пытающимся сойти за нормального восьмифутового человека». К моему удивлению, его поняли довольно быстро и вот уже мы шли по левому коридору, а Сфинкс говорил мне, что всем здесь руководит некий отец Каллен.
