в то время как надо было контрастно!.. Я стоял за кулисами сам не свой, так как не ожидал от него такого актерского предательства. В голове у меня вертелось:
«Всё кончено, я провалился на экзамене по режиссуре, все будут смеяться над моей постановкой…» Но сдерживаться я больше не мог – будь что будет – и выскочил на сцену, не позволив Мустафе до конца спеть ариозо: «Ты что делаешь? Ты что, гад, делаешь? Разве так надо было играть?!» В зале, где сидели сотни студентов, поднялся шум, а члены комиссии вообще были шокированы моим «хулиганским» поведением на приёмном экзамене и стали быстро перешёптываться, обсуждая, как дальше поступить со мной. Наконец, заведующий кафедрой музыкальной режиссуры Роман Иринархович Тихомиров взял слово: «Скажите, Альберт, как нам следует понимать ваше поведение на экзамене?» Я спокойно, взяв себя в руки, ответил Тихомирову: «Простите меня за мою несдержанность! Но я никак не мог дальше смотреть это лживое исполнение роли, полностью противоположное моей трактовке, не говоря уж об интонации вокального исполнения. И, когда мне показалось, что Мустафа это делает специально плохо, являясь моим конкурентом… простите, я не выдержал! Ведь я ему на репетиции много раз показывал, как надо сыграть и спеть это главное ариозо всей оперы. А он!.. Простите меня». – «Да, теперь, после откровенного объяснения, можно понять вас как постановщика, возмущённого плохой игрой актёра, но вот о вашем поведении на экзамене мы поговорим после. Скажите, Альберт, а вот сейчас здесь, на сцене, вы сами можете показать, как надо было исполнять это ариозо? А мы послушаем». И, хотя в моей голове по-прежнему крутилось: «Всё кончено, всё было напрасно… прощай, факультет!», я всё же ответил: «Конечно, могу показать, как надо было играть!» С этими словами я вырвал из рук Мустафы плащ с масками и попросил концертмейстера сыграть начальные такты вступления к ариозо Канио.
Дорогой читатель, хочу признаться, не помню, что мне помогло в тот момент исполнить это ариозо! То ли мое стрессовое состояние, то ли дали нужный толчок попадания в роль первые слова ариозо: «Играть, когда словно в бреду я, ни слов и ни поступков своих не понимаю… И всё же должен я играть!» Может быть, это, а может быть, сознание того, что мне дали возможность показать свои актёрские и режиссёрские способности… Да, это был единственный для меня ШАНС! Я выложился полностью, спел на поставленном дыхании голосом драматического тенора, сам не ожидая того, как всё прозвучало…. И после исполнения студенческая аудитория мне аплодировала, а я, бросив под ноги Мустафы плащ, с волнением произнёс: «Теперь ты наконец понял, как надо! Повтори!»
«Нет, нет, не надо ничего повторять! – услышал я голос Тихомирова. – Нам всё теперь с вами ясно, только, Альберт, ещё один вопрос: почему вы, имея такой хороший голос, не поступаете на вокальный факультет? Ведь можно даже совместить такую учёбу с обучением режиссуре». – «Спасибо, конечно, за оценку моих вокальных данных, но это не главное занятие в моей жизни, а потом любое совмещение с другим отделением будет отрывать у меня драгоценное время от учёбы на режиссёра». После моих слов члены комиссии, одобрительно кивая в мой адрес, стали собирать со стола экзаменационные листы, собираясь покинуть зал. Но вдруг декан факультета Маргарита Давыдовна Слуцкая поспешно обратилась к ним с неожиданной просьбой: «Подождите минуточку! Простите меня, коллеги, можно Атаханов нам напоследок прочтёт одну басню?» Все очень удивились, а я вообще в состоянии шока от этого предложения, особенно от слова
