Так и пойду замуж — лохматая и зареванная?
Я правда собираюсь за него замуж — вот так, на слабо?
Совсем с ума сошла?
А маме как скажу?
А брату?
А…
Кирилл лихо, с разворотом, затормозил у светящейся в ночи витрины магазина в одном из переулков где-то в центре. Пока я искала украденное ветром дыхание, он уже выскочил наружу, обогнул машину и открыл мне дверь.
— Идем, Варвара! Замуж!
Он засмеялся так легко и искренне, что нетрудно было бы поверить, что мы уже давно встречаемся, он долго ждал этого момента, и вот я, наконец, согласилась… Господи, ерунда какая!
— У тебя свидетельница есть? — спросил Кирилл, набирая код на запертой двери. Она пискнула и открылась, впуская нас в маленький магазинчик, мгновенно засиявший яркими огнями, отражавшимися в зеркальном потолке и разбегавшимися радужными зайчиками от подвесок хрустальных люстр.
— Мама… — только и сказала я, оглядываясь.
Все вокруг сияло и переливалось — что не было белым, было перламутровым, что не было перламутровым, было зеркальным, а все остальное — хрустальным, кристальным, стеклянным.
— Маму в свидетельницы? — с сомнением хмыкнул Кирилл. — Нет, мама должна подносить белоснежный платочек к глазам, когда ты будешь идти ко мне в свадебном платье, красивая, как никогда прежде. Так! Варвара! Не реветь!
Даже не собиралась.
Это от ветра.
— Кирюша! — откуда-то из глубины зеркально-хрустального безумия выпорхнула женщина. Я бы сказала, что молодая, но, когда она поднялась на цыпочки, чтобы чмокнуть Кирилла в щеку, я заметила чуть-чуть неестественно натянутую кожу на шее, почти неуловимо, просто слегка царапающее взгляд несоответствие. Пригляделась пристальнее — и поняла, что стройная, ухоженная и очень подтянутая красотка в белоснежном брючном костюме, скорее всего уже приближается к пятидесяти годам, если не перешагнула этот рубеж.
— Давай, Юльчик! — Кирилл сверкнул своей широченной улыбкой. — Сделай мне тут принцессу, как ты умеешь. А я кое-кому должен позвонить.
Он отошел в сторону и снова достал телефон, а женщина в белом принялась деловито крутить меня в разные стороны, бормоча себе под нос:
— Скорее сорок шестой… Груди, конечно, маловато… ладно, грудь сделаем, но кто такую задницу носит? Для талии корсет, плечи можно и открыть… Кир! — Окликнула она его. — Плечи открываем?
— Сама у нее спроси, — отмахнулся Кирилл. — Это не для телека. Камер не будет.
— Да? — удивилась женщина. Но ко мне обращаться все равно не стала. Сама себе сказала: — Тогда плечи открываем. Но талия все равно нужна.
— У меня есть талия! — осмелилась возмутиться я.
Она посмотрела на меня чуть удивленно и брезгливо, как на кошку, которая в процессе обрезки когтей человеческим голосом заявила, что у нее есть конституционные права. И проигнорировала, продолжив вертеть меня в разные стороны и защипывать бока, словно пыталась их куда-то деть и соорудить на их месте недостающую талию.
— Стас? Не спишь? Привет! — радостно сказал Кирилл в телефон. — За тобой должок. Помнишь? Я тебе был священником, ты будешь мне свидетелем — и мы квиты. В смысле — кому свидетелем? Сказал же — мне. Да, женюсь вот.
Поджавшая губы Юльчик, которая как раз подходила ко мне с ворохом белых платьев в руках, споткнулась вдруг на ровном месте и чуть не выронила груду кружев, шелка и тафты.
— Ты?! — она изумленно распахнула рот, поворачиваясь к Кириллу. — Женишься?
— Я, я… Женюсь, — он подошел к ней и начал по одному забирать наряды из рук. — Зефирка, баба на чайник, слишком скромно… Ага, вот. Это примерь.
