От всего произошедшего у Миджины разболелась голова. Зашумело в ушах, бешено заколотилось неживое сердце, а боль в висках стала такой невыносимой, словно кто-то давил на них громадными пальцами, и вот сейчас кости треснут, а из глаз польётся кровь.
Салбатор что-то говорил, но Миджина не разбирала ни слова. Смотрела на его губы, ловила встревоженный взгляд некроманта, но была не в силах даже шевельнуться. Мир вокруг превратился в ярмарочную карусель, где всё яркое, громкое, но ненастоящее, а малёванные красочные лошадки всего лишь деревянные статуи.
Салбатор де Торес ругнулся, это она поняла по злому выражению его лица и судороге, скривившей рот. А ещё он сплюнул на землю и, схватив её за рукав, потащил к выходу. Миджина по-прежнему чувствовала себя куклой на верёвочках, но в душе была рада, что де Торес уводит её отсюда.
Прочь от онемевшего фонтана, вокруг которого началась паника. Люди куда-то бежали, суетились, и в то же время оставались в парке, желая разобраться с причинами поломки Музыкального фонтана. Миджина помнила, ведь она жила здесь, что городу было предсказано: замолчит фонтан – захиреет это место.
Салбатор ускорил шаг, и Миджина обернулась. Ей очень хотелось посмотреть, куда делся Петер Болдер. Ещё минуту назад он держал её за руку, а потом куда-то пропал. Растворился в толпе, будто флейтист, сотни лет назад забравший детей целого города.
Странно устроена память: Миджина вспоминала сказки, которыми её потчевали в детстве, и прочие неважные мелочи, но никак не могла воссоздать в голове лица родных.
Она даже не тосковала по ним более: прошлое отпустило её, но отпустит ли будущее?
Вскоре они с де Торесом нырнули в узкую улочку, однако некромант не остановился и не сбавил шагу, а продолжал тащить её дальше, одному ему ведомыми закоулками, и волшебным образом спустя некоторое время они вышли точно к дому старого Тадеуша.
Лишь проводив её в комнату, де Торес запер дверь, проверив, нет ли за ней посторонних, и обернулся. Миджина с мстительной радостью заметила, как напряжена его спина и руки.
– Узнала этого человека?
– Нет, – голос вернулся, слава Создателю!
– Думаю, это твой убийца, – внезапно предположил некромант, и Миджина опешила, словно он предложил немедленно закопать её обратно.
Прислушалась к себе: шум в ушах пропал, голова прояснилась, и снова появилось чувство, что Салбатор недоговаривает. Сознательно ли или нет, но явно утаивает детали, подсовывая другие, не относящиеся к делу. Откуда это чувство пришло, было неясно да и неважно.
Память услужливо нарисовала белую маску убийцы. Такие носили на праздниках в честь окончания зимы.
На Мэрцишор люди одевают их и приговаривают: «Возьми у меня всё чёрное и принеси белое», а потом отпускают голубей в небо.
– У него была маска, как на кукле Мэрци, – сказала она осторожно, потому как не была уверена, что память верна. Может, в неживой голове посмешалось всё, чему её учили при жизни?
– Так маска была красно-белой?
– Нет, чисто-белой, глаза его были красными, – выдохнула Миджина. Слова нашлись сами собой, они хотели, чтобы их произнесли.
