Нежная - страница 9

«Чё ты такая нежная, Анечка?»

С Карины эти скандалы стекали, как с гуся вода, она через пять минут уже не помнила, шутила и смеялась. Я так не могла.

«Извините.»

Я смотрела в чашку, на поверхности чая дрожали волны каждый раз, когда мама от избытка чувств колотила по столу ладонью. У меня внутри тоже были эти волны, от них подпрыгивало сердце, так больно, что я начинала подозревать, что у меня то же самое «больное сердце», что и у мамы, которое она сама себе диагностировала и лечила народными средствами, хотя доктора рекомендовали лечить «химией».

«Где бы мне достать немного этой "химии", вдруг поможет.»

В моей фантазии опять появилась властная Каринина рука с волшебной картой, открывающей все двери, на карте лежала горка разноцветных пилюль, которые я могла взять и съесть, и внутри станет тихо и безмятежно.

На самом деле, они у меня были, я их обожала – мои волшебные таблеточки, включающие сердечный штиль. Мне продали их в аптеке без рецепта, я внимательно прочитала вкладыш, убедившись, что никакой «химии» они не содержат, а содержат только одобренные «высшими силами» и «матерью-природой» лечебные травки, и тихонько их пила, балдея от эффекта и осознания того, что у меня есть маленький секретик. Таблетки я всегда носила с собой и надёжно прятала, но недавно меня спалила за их приёмом сестра, отобрала, всё прочитала, что-то погуглила и вернула, сказав, что это не таблетки, а леденцы с травяным ароматизатором, и работают они на эффекте плацебо, и доказанной эффективности не имеют.

«Почему же они тогда так прекрасно помогают?»

Я с сестрой не спорила, я вообще редко спорила в этом доме, поэтому помолчала, покивала и продолжила их пить.

«Маму спасает ангел-хранитель, меня спасают ангельские таблеточки.»

Сейчас проблема была в том, что ангельские таблеточки кончились, а новые я купить забыла, потому что не принимала их уже несколько месяцев – повода не было, я не пересекалась с семьёй, потому что задерживалась на работе, а когда приходила, они уже спали. Я пробиралась в свой дом как вор, не включая свет, потом мышью шуршала по кухне, отъедая отовсюду по крошке, чтобы нельзя было понять, что именно я съела, и нельзя было меня в этом обвинить. Утром я вопила, что проспала, молниеносно собиралась и убегала на работу, иногда мама ловила меня у порога и вручала бутерброд, иногда папа подсовывал в сумку конфеты, но это происходило так быстро, что дискуссия не успевала начаться, я сбегала раньше, чем почувствую себя плохо.

«Не сегодня, Анечка. Не сегодня.»

Мама прошлась по моей биографии, как пулемётчик, поливая веерным огнём все мои сомнительные достижения – и в школе я ленилась, и на танцах не старалась, и в институт не поступила, и швейное училище бросила, и парня такого хорошего потеряла, а ведь его папа начальник цеха, и мама в отделе кадров работает, уж они бы меня точно устроили, с ними бы я не пропала, а теперь довыделывалась, и сиди.

Я сидела, у меня не было выбора – наш дурацкий стол так стоял, что для того, чтобы выйти из комнаты, мне пришлось бы просить маму встать с табуретки и задвинуть её под стол. У нас было тесно, у нас всегда было тесно, даже когда Антоша ещё не родился, а когда родился, квартира вообще превратилась в кошмар.

Когда Карина ещё жила с нами, мы делили с ней комнату на двоих, и постоянно друг другу мешали, дрались, спорили по поводу уборки и троганья чужих вещей. Но потом Карина поступила в универ, стала появляться дома всё реже, ночевала «у подружек» (лгунья и шлюха, точно как я). Однажды я пришла со школы, застав маму за чудовищным актом вандализма – она снимала со стен Каринины рисунки и плакаты, отрывая приклеенные скотчем уголки и рассыпая магнитики, на которых держались фотографии на зеркале. Я замерла на пороге, потеряв дар речи от ужаса, представляя, что скажет Карина, когда это увидит – она ненавидела, когда трогали её вещи, мама знала об этом, я по её лицу торжествующему видела, что она прекрасно всё понимает. Ей это доставляло удовольствие.