Читать онлайн Винни Фред - Минотавр. После лабиринта

Мы были непобедимы. Мы могли остановить любое войско, даже десятикратно превосходящее нас количеством, даже стократно. Может, и больше, но с большими силами мы не сталкивались, хотя я уверен, мы бы победили. Теперь уже не узнать.

Нас было двадцать шесть, рождённых с разницей в год, с каждым следующим всё сильнее, всё лучше. Старшие были несовершенными, но опытными, они помогали молодым оттачивать навыки управления своим телом и своей силой, меня учили все, я помню каждое слово, каждый урок.

Мы были несокрушимы в своей Цепи, каждый был звеном, ничего не стоящим в одиночку, но способным стать частью великой силы. Мы были… и вот нас нет.

Остался только я. Точнее, меня оставили. Наверное, как самого младшего, мне легче думать, что причиной было именно это. Они прикрывали наш побег, встали стеной между нами и нашими создателями, вросли в землю и образовали непроходимый Лабиринт, оставшись в нём навечно. Они не взяли меня с собой.

Мне приходится жить среди людей, хотя я не человек. Я до сих пор не знаю, что я такое, и мне не у кого об этом спросить. Единственное, что я знаю о себе абсолютно точно – я такой один, и это значит, что я ничего не стою, у меня не будет Цепи, а без Цепи я ничто.

Смысл жить я давно потерял, способ умереть так и не смог найти. Я был ничем, мне было никак.

А потом появилась она.

Полуосенний пасмурный вечер хмуро смотрел на людей, бегущих по грязным августовским улицам, смотрел свысока. Уставший за лето ветер лениво гнал вдоль набережной первые сухие листья пополам с мусором, озабоченные люди тащились домой, раздражённые после рабочего понедельника.

Таня шла домой, в большую, уже неделя как неубранную квартиру, шла быстро – дела не ждут! А дел много. Сначала прийти домой, разобрать две сумки с продуктами и разной необходимой мелочью, которую она прикупила по дороге домой, забрать детей из садика, потом приготовить ужин, накормить детей, выслушать все их насущные проблемы. Потом поругаться с мужем, если он, конечно, явится домой не позже одиннадцати, как вчера, когда прогулял с дружками почти весь аванс... Возможно, сегодня он прогуляет остатки, но это не так уж важно. Она уже привыкла рассчитывать только на свою зарплату, и давно не воспринимала всерьёз жалкие две купюры от Вити, протянутые с важным видом и словами: "На... Жратву купи, а не как всегда, дрянь всякую!"

Она вздохнула, запрокинула голову и попыталась отвлечься от тяжких дум... Серое небо не приютило взгляд, он скользнул вниз, на далёкий горизонт, к мутному предгрозовому морю, к маленьким рыбацким кораблям. Тяжёлые волны мерно накатывали на пустой пляж, катилась, подпрыгивая на ветру, забытая кем-то детская шляпка.

Обычно она шла с работы дворами, экономя время, но иногда, после особенно напряжённого дня, делала небольшой крюк, чтобы пройти по набережной. Солёный бриз, ласковый закат, нежный шёпот тёплого прибоя всегда успокаивали её, настраивали на философский лад, заставляли большие проблемы скорчиться до размеров досадной неприятности, легко разрешимой и почти не влияющей на настроение... Но сегодня она почти пожалела, что не срезала дорогу. Тоскливое небо нависало над тоскливым морем, тоскливая худая собака тоскливо поглядывала на прохожих, лёжа под лавкой, и иногда жмурилась, когда сидящий на лавке парень почёсывал ей за ухом.

Он всегда был здесь. Таня заметила его ещё несколько месяцев назад, когда только начала ходить этой дорогой. Молодой парень в потёртой кожаной куртке и брюках от какой-то формы, то ли заправщик, то ли охранник. Он сидел на одной и той же лавочке, почти всегда в одной и той же одежде и всегда смотрел вдаль – туда, за горизонт, где солнце ещё не село, где возможно что-то изменить в ещё не завершившемся дне...

Она всегда обращала на него внимание, удивляло всегда одно и то же – бездонная, безнадёжная грусть. Молодой, пышущий здоровьем, симпатичный парень, без татуировок, без шрамов, без кольца – откуда в нём столько грусти? Откуда берётся эта смертная тоска, что давит его плечи, пригибает голову? Откуда в глазах обречённость вольного зверя, посаженного на цепь и вынужденного умирать, не принимая еду из миски?

Он оторвал взгляд от моря, посмотрел на доходягу-пса, тянущего к нему морду, почесал ему шею, улыбнувшись еле заметной, непонятной улыбкой... Было в этой улыбке что-то неуловимо чуждое всему окружающему пейзажу, всему хмурому портовому городу. Наверное, так мог бы улыбнуться изнурённый Сизиф, заметив муравья, изо всех сил помогающего ему катить неподъёмный камень.

Пёс лизнул ему руку и лёг, со вздохом положив голову на землю, парень поднял глаза и буквально столкнулся с задумчивым взглядом Тани. Она смутилась, опустила глаза. И тут обшарпанный пакет, доживающий вторую неделю, решил распрощаться с мятежным миром, и наконец лопнул, оставив в руке Тани свою верхнюю часть, похожую на букву "О" с ушами из ручек. Она криво усмехнулась несвоевременному чувству юмора, бросившись собирать раскатившиеся по плитке набережной продукты. Хмурые нервные люди брезгливо переступали катящиеся помидоры, какой-то малец подбуцнул большую головку капусты, указал на Таню пальцем напыщенной мамаше, захихикал, но тут же осёкся, побелел и рванул прочь так, как будто у неё за спиной стояло привидение. Она резко обернулась и уткнулась взглядом в грудь того самого грустного парня. Он держал в руке ударенную пыльную капусту, растерянно глядя на неё и как бы раздумывая, что с ней дальше делать. Таня быстро развернула обезглавленный пакет и подставила парню, он с облегчением опустил туда капусту, смущённо улыбнулся и присел собирать поцарапанную картошку и полураздавленные помидоры. Таня шустро подставляла пакет, буквально за полминуты все овощи, кроме безнадёжно раздавленных, были собраны, уложены и подняты в... нет, не подняты.

На Танину руку, уже комкающую верх раненого пакета, легла широкая загорелая ладонь.

– Я помогу.

Она впервые услышала его голос. Мягкий, бархатный, совсем не соответствующий медведистой фигуре.

– Нет, спасибо, я сама.

– Я помогу, правда, – удивлённо ответил он, разжал её пальцы, приподнял оба пакета...

Вот здесь она всегда злорадно ухмылялась. Мужики, пыжащиеся своей мужественностью, всегда очень уважительно смеривали её взглядом, после того, как приподнимали те баулы, что она таскает каждый день.

...Злорадная ухмылка сползла сама собой, оставив растерянное непонимающее лицо. В его взгляде не было уважения. Или удивления, или хоть сочувствия на крайний случай. Он смотрел на неё, как на идиотку. Так ей показалось в первый момент. Нет, не как на идиотку. Как на человека, который купил ботинки, взял их в руки и пошёл босиком. Как на больную.

– Вы собираетесь это нести? Сами?

– Да...

Он дёрнул щекой, прищурился:

– Вы издеваетесь?

"Да, над собой. Каждый день, много лет."

Она опустила глаза на сумку, попыталась подсчитать килограммы. Итак: вода, два литра, консервы, семь штук, пара кило картошки, капуста вытянула на полтора, ещё фарш, помидоры, масло-майонез-рыба-кофе...

"Ну, внушительно. КМС по тяжёлой атлетике можно давать смело. А если ещё вторую сумку посчитать, то и мастера спорта."

Он как будто прочитал её мысли, нервно хмыкнул, подхватил сумки и пошёл по улице:

– Я помогу.

"Такой спокойный голос. Интересно, он хоть когда-нибудь выходит из себя?"

Таня шагала рядом с ним, с наслаждением разминая запястья, растирая красные пальцы… Как давно она себя так не чувствовала – слабая женщина при сильном мужчине. Она отвыкла от этого ощущения не так давно, всего каких-то пару лет назад, но оно всё равно казалось каким-то далёким и ненастоящим. Как будто кто-то сейчас скажет: "Снято!", с неё снимут костюм женщины и оставят тем, чем она является на самом деле. Картинка поплыла, жгучие злые слёзы обиды навернулись на глаза.

Давно она не плакала, ой как давно. С тех пор как поняла, что это бесполезно. Те же пару лет назад.

Парень встревожено посмотрел на неё, остановился:

– Что-то не так? Вам плохо?

Она отвернулась, стерла рукавом с лица две холодные слезы:

– Всё в порядке. Не беспокойтесь, правда, в порядке. Спасибо Вам за помощь, но дальше я, наверное, сама. Мы почти пришли.

– Да ладно, я до квартиры донесу, Вы на каком этаже живёте?

– На седьмом, – ляпнула она, спохватилась, – в смысле, на первом. Я сама донесу, вот мой дом.

Он окинул взглядом обшарпанную панельную многоэтажку, с сомнением посмотрел на разломанную дверь подъезда:

– Лифт, подозреваю, не работает.

"Угадал."

– Но вы мне об этом, конечно, не скажете.

"Тоже угадал."

– Так что я, пожалуй, провожу вас до вашего "седьмого-в-смысле-первого", хорошо?

– Не очень, – съязвила она, – Вы просто не представляете, что мне муж устроит, если...

– Муж?!? – парень задохнулся от возмущения, – у вас есть муж?! И он позволяет вам таскать... вот это?!

Она стояла, опустив глаза, сцепив пальцы. Потом поняла, что он смотрит на её руки, и поспешно спрятала их в карманы. Кольца на ней не было, с такой работой кольца носить нельзя – мало того, что привлекают внимание к далеко не нежным рукам, так ещё и после работы пальцы отекают, и тогда кольцо хоть резаком снимай.

Парень взял её за рукава, вытащил руки из карманов, внимательно посмотрел на неё, когда от его прикосновения она дёрнулась, как будто собралась отбиваться.

Так дёргаются от шага в их сторону собаки, которых очень часто и сильно били.

Он отпустил её руки, медленно поднял пакеты:

– Извините. Извините, что лезу не в своё дело. Но до порога я вас всё-таки провожу.

Он не оборачиваясь пошёл во двор дома, она, опустив голову, за ним.

– Этот подъезд.

Он открыл дверь, остановился. Через пять секунд она поняла, что дверь открыли для неё. Страшно смутилась, пробежала вперёд. Он закрыл дверь, смерил ироничным взглядом кривую надпись: "Не работает" на дверях лифта. С бумажки уже успел вылинять фломастер, с полгода висит, не меньше.

Они поднялись на седьмой этаж, Таня зазвенела ключами, осторожно заглянула в приоткрытую дверь, незаметно перевела дух – пусто. Обернулась. Он обвиняюще смотрел на неё. На обманщицу.

"Значит, не так уж и незаметно."

Она взяла один пакет, поставила в прихожей. Там рядом с аккуратной обувной полкой, на которой была ровненько расставлена её и детей обувь, валялись стоптанные мужнины тапки – он уходит на работу на полчаса позже, ей же ещё детей отводить... Она почувствовала спиной взгляд грустного парня.

"Он это видит."

Стало неудобно, вроде как она плохая хозяйка, беспорядок в доме. Таня подобрала тапки, поставила на полку.

– Неужели вы настолько его любите, что всё это терпите? – Он стоял грустный и задумчивый, недоумевающий. Вопрос был почти риторическим, всё равно что спрашивать у человека с ботинками в руках, почему он ходит босиком.

Она приняла второй пакет, разогнула спину, тяжело посмотрела на него. Опустила глаза, молча постояла.

"Люблю?"

Наконец, вздохнула, посмотрела на обувную полку.

– У меня двое детей, трёх и пяти лет... У меня хорошая квартира в центре города. Мой муж неплохо зарабатывает, свекровь помогает с детьми и по дому. Я счастливый человек.

Последнюю фразу она произнесла как могла уверенно, но вышел скорее вопрос к себе, чем утверждение. Он заметил. Улыбнулся грустно-грустно, покачал головой:

– Вы хоть сами в это верите?