И вообще, мне начинает здесь нравиться. С этим убеждением гляжу по сторонам, располагая руки поверх спинки кресла.
Девчонка больше не задерживается. Наградив меня легкой улыбкой, она разворачивается и спешит на выход из вип-зоны, играя юбкой, болтающейся на узких бедрах.
Да, я провожаю ее взглядом. А что мне еще остается делать? Шурик на стрелку, видимо, не спешит.
Откровенно встряхиваю башкой. Пить уже нет надобности, я без того пьяный. Пора трезветь и держать ситуацию под контролем.
Потому что где Настя — там всегда нужно быть начеку.
И с этого момента она везде.
«Девочка плюс мальчик равно — высунутый язык и снежинка».
И в моем телефоне тоже.
10. Глава 10
Рома
— Сколько лет, сколько зим! — после рукопожатия и взаимных хлопков ладонями по плечам, Шурик с удовольствием плюхается задницей на мягкий диван. — Сорян, Ромер, за опоздание, пришлось задержаться.
— Че такое? — тоже сажусь на свое место.
— Да какие-то две курочки чуть не поцеловали задний бампер, — ржет он. — Пришлось тормознуть, потрещать.
Друг никогда не отзывается о дамах плохо. И на этот раз «курочки» носит не столько оскорбительный характер, сколько толерантный. Он придерживается роли Казановы, причем со всеми без разбора. Брюнетка или блондинка. Главное, чтоб телом были стройные, фейсом симпатичные, и, как выражается Саня, с отверстием посередине.
— Хочешь сказать, что ты даже из тачки высунулся?
Да он задницу свою лишний раз не поднимет, не говоря уже о том, чтобы чинить разборки с кем-то ему неизвестным.
Помяли бампер — это вообще не предлог, чтоб обращать на кого-то внимание.
Шурик меняет свои огромные внедорожники слишком часто, как в том анекдоте про чувака, у которого пепельница в машине полная. Так и этот.
Если надо поменять резину, не заморачивается, берет новый мерс в автосалоне. Наверное, двадцатый по счету.
Он вообще с рождения катается как сыр в масле. Его батя — городская шишка, потому Шурику позволяется делать многое. Бабок в семье столько, что парень может не работать. Но он старается держаться особняком, только пока не получается. Каждый раз открывает новое дело, и каждый раз оно прогорает. Видимо, бизнес — не его, но Саня не сдается.
— Заставила одна выйти, — говорит он. — Глазищи красивые, повелся на них. Губы ее, — показывает на себе, мол, пухлые, — отлично бы смотрелись такие... сам знаешь где.
Где Настя? Вот что меня интересует, а не чьи-то губы, на которые запал Саня.
Уже прошло больше, чем пятнадцать минут.
Вздыхаю и кидаю косого на свой телефон.
Молчит.
Значит, занята. Готовит горяченькое блюдо. Мысленно потираю руки.
Хотя это ж дело повара?
Блин.
Тогда кого-то обслуживает.
Кого? Тут молодежи немерено. А вдруг кто обидит? Или клеиться начнет.
Мои пальцы работают быстрее, чем мозг. Они печатают вопрос:
«У тебя все хорошо?»
Стирают.
Рома, твою мать, не тупи. Она и до этого дня здесь работала официанткой и справлялась на отлично.
Ага.
Только какой-то больной придурок поджидал ее у выхода из заведения.
«Ты где?» — зависает палец над кнопкой «отправить».
Тупой вопрос.
Удаляю к едрене фене, мысленно давая себе оплеуху.
— Что-то серьезное с тачкой? — пытаюсь вновь переключиться на Саню, у которого рот не замолкает.
— Вообще-то нет, царапина. Я бы отпустил ситуевину, но вывела из себя эта губастая. Чертовка зеленоглазая, — широко ухмыляется и закидывает руки за голову, сцепляя пальцы в замок на затылке.
