– Да не обижайся ты! Давай поболтаем!
Алла стала тормошить Иру и строить смешные рожицы прямо у неё перед носом. Подруга не смогла устоять – рассмеялась.
Переключились на неприятный инцидент на уроке НВП. Алла поделилась опасениями, но предложений у неё не оказалось.
– Зря отец к нвпешнику пошёл. Теперь придётся всё зубрить, чтобы придраться не к чему было, – заключила Ира.
– Вот прямо сейчас и начинай, а я домой – английский ждёт.
Пока Алла одевалась в прихожей, подошла Эмма Владимировна.
– Аллочка! Ты превосходно играешь! Мы с отцом в восторге от вашего дуэта с Денисом! – восклицала она.
– Спасибо. Я рада, что вам понравилось, – смущённо ответила Алла, не привыкшая к такой бурной похвале.
На истории Алла с интересом наблюдала, как одноклассники, открыв рты, слушают лекцию о борьбе с религией в годы становления Советской власти. Учитель с рвением декларировал своё согласие с расстрелом священников и подрывом православных храмов.
“Зачем он так кипятится, отстаивая позицию неверия? – поражалась Алла. – Мы давно уже маршируем под знаменем коммунизма. Любому ребёнку известно: поп – это смешно, церковь – то, что давно пора снести, креститься и молиться – пережиток прошлого. А взрослому попробуй скажи, что Бог есть, – с должности слетит, статус – “долой” и презрение общества – гарантировано”.
Постепенно её мысли ушли в сторону семьи, где взгляд на религию был единственным камнем преткновения. Иногда мама аккуратно говорила о Боге, но всякий раз встречала жёсткий отпор со стороны папы.
Чем старше становилась Алла, тем больше прислушивалась к маминым доводам. Как-то в разговоре по-душам та рассказала, что будучи в оккупации, её мама – бабушка Аллы – постоянно читала молитвы, по выходным вместе с детьми ходила в церковь. И всегда была абсолютно уверена, что только благодаря Божьей помощи никто из семьи не погиб в те страшные годы.
Алла стала чаще просить маму рассказывать, как случайные на первый взгляд события при ближайшем рассмотрении оказывались звеньями одной цепи, созданной какой-то могучей, неведомой силой.
Однажды за ужином она спросила:
– Мам, а меня крестили, когда я родилась?
– Нет… Нельзя было.
– И сейчас нельзя. И правильно. Незачем “опиум для народа” распространять, – убеждённо процитировал папа.
– А я хотела бы креститься, – продолжила дочка.
– Только через мой труп! – с полной серьёзностью ответил тот.
Мама невольно вздрогнула от расхожего выражения, которое теперь упоминали по делу и без дела.
– Меня тут же со службы уволят. На гражданке-то опасно, а в армии – точно церемониться не будут, – добавил отец.
Тот диалог на кухне преследовал Аллу с начала осени.
– Покровская! Отвечай! – откуда-то извне прозвучал голос историка.
– Извините, я не расслышала вопрос, – промямлила она, вздрогнув.
– Садись! В следующий раз поставлю два в журнал. Похоже, десятый “А” полагает, что апрель – самое время портить себе аттестаты!
***
После школы Алла с Ирой возвращались домой, весело болтая. День выдался удачным. Пятёрки за контрольную по НВП, зачёт по физике, отлично сданный диалог по английскому.
На подходе к дому Алла заметила у своего подъезда скорую.
– Ир, пойду побыстрее, вдруг это к нам, – встревоженно проговорила она.
– С чего ты взяла? В подъезде пятнадцать квартир.
– Ни с чего не взяла, просто пойду.
Алла побежала к дому, потом по лестнице на четвёртый этаж. Запыхавшаяся, она остановилась, чтобы достать из рюкзака ключ. Заметив, что дверь приоткрыта, толкнула её и вбежала. Из прихожей увидела: в комнате на диване лежит отец, врач производит какие-то манипуляции, а мама ни жива ни мертва, держась за спинку стула, стоит рядом.
