- Сонечка пришла! - бабушка заспешила из единственной комнаты, которую делила с моей младшей сестренкой. - Мы тебя так ждали! Так ждали! Лилечка все уши мне прожужжала: "Когда Софа придет? Когда Софа придет?" Гулять хочет ребенок! Вот бы был у нас в доме лифт, я бы с утра ее вывозила - в магазин бы могли пойти, в парке покататься! Что ж за власти у нас в городе - все обещают, обещают среду... как ее там...
- Доступную, ба! - шепотом подсказала я.
- Да-да, доступную! - и как она, по ее же собственному мнению, плохо слышащая, сумела понять мой шепот! Бабушка завела свою любимую песню про недобросовестных политиков, про отсутствие условий, про несправедливость... - Да только толку нету! И никому дела до нас, инвалидов нету!
Бабушка, мать нашего с Лилькой пять лет назад умершего отца, никогда не жаловалась именно на свою жизнь. Зато всегда ругала тех, кто должен был бы, по логике вещей, как-то эту жизнь облегчить! Видимо, так она успокаивалась, что ли... Так она изливала наболевшее.
Бабушке приходилось нелегко. Потому что у моей сестры был ДЦП. В свои почти шесть лет Лилька умела читать, считать до ста и решать простейшие задачки в пределах десяти, здорово запоминала стихи... но она не умела ходить. И сейчас, услыхав наши с бабушкой "разговоры", сестренка на всех парах, задевая колесами неудобной коляски мебель, неслась в узенький коридорчик ко мне.
Ей хотелось гулять на улице. Ей хотелось к детям - общения катастрофически не хватало! Ей даже иногда хотелось к маме, за пьянками своими совершенно забывшей о дочери! А еще, наверное, хоть она никогда и не просила вслух, ей хотелось все те игрушки, которые показывали во время рекламы по детскому телевизионному каналу - я иногда ловила ее заинтересованные взгляды.
Да только у Лильки, по-настоящему, была только бабушка... ну, и я...
Пока я одевала сестру, бабушка складывала в целлофановый пакет картофельные оладьи - подкармливала меня, как могла. Ее пенсии по-старости и Лилькиной по инвалидности едва хватало на содержание квартиры, питание да какое-никакое лечение - мы постоянно откладывали для всяких реабилитационных процедур и курсов.
- Что там Ленка поделывает? - бабушка люто ненавидела нашу мать. Было за что. После смерти нашего отца, мать запила и Лильку, тогда совсем мелкую, забрали в дом малютки. Меня не забрали - я была в школьном лагере. Мать должна была бы, пропившись, опомниться и побежать за ребенком. Но она наотрез отказалась - нет младенца, да еще и больного, нет и забот по его содержанию и лечению! И бабушке пришлось полгода выбегать по различным инстанциям, чтобы взять сестру под опеку - отказываться от родительских прав мать не захотела! А потом еще мать целый год пенсию Лилькину пропивала... пока мы с бабушкой не добились, чтобы деньги переводили на ее пенсионную карту. - Пьет небось?
Я промолчала - ну, что отвечать, если ответ всегда один и тот же? Пьет, конечно! Полы помоет в аптеке, получит свои двести рублей - и пьет купленные в той же самой аптеке спиртосодержащие настойки. Мать в свои сорок выглядела на все шестьдесят - вечно обрюзгшая, с синими мешками под глазами, с трясущимися руками, некрашеными, кое-как постриженными ее же подругой, такой же алкашкой, волосами. И если бы этот красавчик Ванечка из парка увидел не меня, а мою мать, его бы, наверное, перекосило еще больше! Меня от отвращения даже передернуло - ужас, если вдруг он увидит меня с нею рядом и поймет, что это - моя мать! Хотя... ну, как он меня с нею увидит? Да и с чего я решила, что он МЕНЯ саму еще когда-нибудь увидит? Всё выбросить из головы! Забыть! Но как забудешь? Такой красивый парень... И так заинтересованно смотрел на меня... Как будто бы я ему понравилась...
