«Ни почести, ни славы» - страница 14
>Перед заселением Фрол на полчаса заглянул на почту, отправил срочную телеграмму в школу. Появившееся волнение слишком часто стало теребить проснувшиеся мысли. От этого холодный дискомфорт, неуклюжесть во всем. Приходиться искать тихую заводь, хорошо действует старый городской дворик, в нем уныние бальзам для его души. Только после этого, малость успокоившись, появился в засаленной чужой квартире наводить на себе марафет.
>В ванной завершил последний штрих, последнюю полоску густой пены со щетиной, одним движением бритвы к новому лицу. Посмотрел в зеркало, наконец-то вернулся. Костыли под мышками, как опора, грубо давят. Вот они то, чужое, а так все прежнее, лицо, глаза, острый подбородок, но самое важное это мысли, свои родные. Там в отражении антипод после тяжелых мытарств, обрела своего хозяина.
>В комнате темно, уже за полночь. Окно настежь, луна в полной своей красоте стелет свой свет в квартирную тишину. Фрол семенит вглубь комнаты, подставляет себя в лунное отражение. Вдыхает глубоко, как будто затягивает в себя это лунное безмолвие. Глаза открыты, они перестают видеть левые и правые рисунки, они слились с таинством серебреного отлива, они уносят его. Костыли падают, он не слышит их шума, он вытянут, он сейчас – связь.
>Мысли тянут его по светлому коридору, коридор с разветвлениями, но ему не интересно, что там, в закоулках, ему надо вперед. Он поднялся, насколько это было возможно, и посмотрел вниз. Внизу был совсем другой город, его полосатил туман жалкими обрывками съежившихся облаков. Фрол с трудом растолкал густую сырость и, просунув себя в дневную свежесть утреннего города, пролетел несколько кварталов над еще спящими улицами. Около старого особняка врезающего шпилем в небо остановился. Зрительно прошелся по окнам и на одном из них замер. Заставлять томиться сознание не пришлось, оно, как старое знакомое, без спроса заглянуло в прозрачную перегородку.
>За окном, за рабочим столом сидел седой, Андрей Павлович. Он дремал, наклонив свою седую шевелюру на грудь. Вдруг, как будто его кто-то тронул, вздрогнул. Открыв глаза, внимательно посмотрел на окно.
>Передача мыслей затея сложная, единицам лишь исполнимая.
>Днем старик уже тревожил мобильную связь.
>Виктор откликнулся сразу:
>– Я слушаю Андрей Павлович.
>– Молния отбил телеграмму. У него большие неприятности. Букв мало и потому я не знаю, что произошло. Ему нужна помощь. Найдешь его на улице Привокзальной. Дом двенадцать, квартира шесть. Телеграмма была сегодня утром. Сейчас у тебя ночь, есть время поразмыслить.
>– А, что тут размышлять, в принципе к искомому я добрался, осталось только найти его. Так, что беру такси и закрываю неизвестность.
>– Не спеши, Фрол мастер и если он передал, что большие неприятности это не говорит нам, – «придите и заберите». Что у тебя есть?
>– У меня на столе сводка «ЧП» за три минувших месяца. Сопоставив некоторые данные, я пришел к выводу, что исчезновения «молнии», это факт жестокого преступления. Самое смешное для нас, преступление оказалось спланированным. Мне не удается разгадать, как это могло произойти, как наш дока мог позволить себя так наказать.
>– Вот в этом ты Виктор и разберись. Нам на ошибках, ой как дорого учиться. Проанализируй всё, оно ведь утро, вечера мудренее.
>Две связи замолчали. Андрей Павлович протер глаза, посмотрел на светящийся циферблат. Десять тридцать в комнате за тяжёлыми шторами ещё пряталась ночь, и злая бессонница. Школа Иллюминатов со своей знаменитой «Теорией заговора», без государства и родины но с индивидуальной просвещенностью день начинала поздно. Школа глотало утро, проснувшемуся солнцу даже не хотелось заглядывать за зеленные портьеры этого серого плаксивого здания. Лишь к концу дня его могли пригласить на два часа на озарение, постижения истинной природы человека.