— Господи, как ты любишь красивые жесты, — я закатываю глаза, — сначала часы эти, три коробочки одна в другой. Теперь подносик. Тряпочка — чистый шелк, я надеюсь?
— Надеешься? — Козырь насмешливо вздергивает бровь. — То есть ты не до конца уверена в том, что я выберу лучшее?
— Ну, выбрал же зачем-то меня вместо своей расфуфыренной жены, — пожимаю плечами, делая вид, что говорю не всерьез. Почти-почти не всерьез.
Увы, но я себе цену знаю. Девочка на пару раз. Девочка, которой слишком много, даже если принимаешь её дозами. И ничто это не способно переменить. Не изобрели еще аппарата уничтожения личности, а если бы и изобрели — я бы даже близко к нему не приблизилась.
Мое кредо по жизни — возвести стервозность на уровень культа. И пусть мне все преклоняются, раз уж любить не найдет в себе сил ни один человек.
— Как раз наоборот, — Козырю прекрасно удается роль дьявола, он стоит слева, так, чтобы поднос был прямо передо мной, а его рот жаром адской геенны дышит мне на ухо, — мой выбор сделан. Мой выбор — ты. Лучшее развлечение для этого вечера.
Мне кажется — с моего уха вот-вот закапает. Воск.
Интересно, как он это делает?
Для этого вечера… Любой другой мужчина даже случайно проговорив для меня что-то такое, улетел бы в пожизненный игнор, с обязательным мысленным сглазом при каждой встрече.
Только один намек, что я — на время, ничего серьезного, и я посылаю лесом. Даже при том, что даром мне не нужны те серьезные отношения, но “свободный перепих” — тоже не ко мне.
И только Александр Козырь умудрился произнести эти слова так, что я, к своему собственному возмущению, даже польщенно опустила глазки.
— Жалкое зрелище.
Грубый, неприятный, ненавистный голос вклинивается между мной и Алексом, и портит момент.
Шубин, багровый от ярости и ощущений, дергается вперед и скалится как дикий зверь.
— Надо же, как тебя разнежила столица, Светик, — выплевывает он, — краснеешь, как девственница. А сколько было гонору, я больше никому не дамся, никому не подчинюсь.
Я заставляю себя не слушать. Чуть поворачиваю голову, чтобы нашарить взглядом темные глаза Алекса. Он мне поинтереснее Шубина будет. Сжимаю пальцы на нежном черном шелке.
Ну-с, посмотрим!
Почем сегодня отдам я душу?
Конечно, я и не ожидала, что под тканью скрывается целый пыточный арсенал. Увы, но он бы туда просто не поместился.
С другой стороны… Мне ведь обещано, что я получу что хочу. И то, что здесь, под тканью — Алекс предлагает мне с этого начать. С этого сладкого аперитива.
Нож — широкий, злой, охотничий и ужасно острый, это видно по особому рассеиванию света у лезвия.
Кастет — грубый, лишенный девичьей эстетики и милоты, без тошнотворных кошачьих ушек и позолоты, стальной, прекрасный в каждой своей агрессивной грани.
Шокер — милая такая, черненькая штучка, скромно притулившаяся с краю.
— Что, и даже плетки не положил? — сверкаю Козырю в глаза улыбкой. — Какой же ты садист после этого?
— Ты не возьмешься за плеть ради него, — Козырь произносит это слегка снисходительно. Это не похоже на приказ. Только на незыблемую уверенность.
И правда. Плеть — это не для ублюдков. Плеть — для тех, кто представляет значение. Кто готов кормить мою злую гадину. Использовать плеть Госпожи в качестве орудия мести — осквернить её, осквернить саму идею всего нашего местечкового клуба извращенцев.
Мы возводим в культ насилие, делаем боль эстетичным и изощренным видом искусства, проповедуем правило, что любое твое желание может быть исполнено тем, кто готов его исполнять.
