— Я работаю здесь уже два года, — в голосе моей собеседницы начинает звучать откровенная истерика. Увы, она зря старается, жалость и сочувствие – это те вещи, что я выдаю из пипеточки и только избранным.
— Нет, — спокойно покачиваю головой, — ты здесь не работаешь, деточка. Иначе тебе бы объяснили, почему не стоит приходить на работу с обгрызенными ногтями.
— Это никак не характеризует мои профессиональные качества, — шепчет типа-эйчар, а сама – почти плачет.
— Да ну? – я приподнимаю бровь. — А по-моему, очень даже характеризует. Вы нервозны, не уверены в себе, а значит, и работу выполняете не на сто процентов хорошо.
— Это голословное заявление.
— Сколько духов в той витрине? – устав тратить на неё время, я тыкаю пальцем в стоящий у стены шкаф. — Это ведь ваш кабинет? Ваша коллекция? Значит, вы должны знать.
Моя собеседница в панике оборачивается, пытается оценить количество флаконов хотя бы визуально, но – бесполезно. Их выстраивали с хорошо продуманной небрежностью. Но я вижу, что у каждого флакона висит на тонкой золотой ниточке бирочка с номером. А значит – это не витрина для красоты, это реальная коллекция любительницы элитной парфюмерии. Плюс-минус. А эта — плывет, воздух ртом хватает прикидывая примерную цифру.
— Ты не знаешь, — выношу приговор я, — ты не знаешь, потому что это не твой кабинет. И на столе у тебя четыре лака для ногтей, но это не твой стол, ничего удивительного. И ты не работаешь в этом журнале, потому что этот журнал не может себе позволить иметь даже одного такого запущенного сотрудника. Ты видела здесь курьеров?
Она недоуменно поднимает брови, будто удивляясь, к чему бы я этим озадачилась, но вопрос на самом деле риторический.
— Белые рубашечки, форменные жилеточки, пуговички с монограммами. У курьеров. Это означает только одно: здесь очень заботятся о своем имидже. Каждая шестеренка этого механизма должна быть не только совершенной формы, но и сиять так, будто только что вышла из рук мастера. Прости, деточка, но ты не тянешь на шестеренку «Estilo».
— А на что же тяну? – уязвлено интересуется типа-эйчар, скрещивая ручки на груди.
Всем своим видом она показывает мне, что собеседование я провалила – мне просто делают одолжение и продолжают слушать ересь, которую я несу. Да-да-да! Конечно же!
Улыбка на моих губах становится шире.
— Кажется, я видела на первом этаже несколько вывесок бизнес-журналов полупремиум линейки. Тебя одолжили у них?
— Полупремиум — это как это? – въедливо интересуется Корина.
— Ну, как ты, — нежно улыбаюсь я, — костюмчик не дешевый, а на маникюр денег не хватило. Сняли офис в помпезном бизнес-центре, потому что престижно, а на то чтоб выдрочить сотрудников – решили не тратиться.
Типа-эйчар взлетает на ноги, возмущенно полыхая гневом во все стороны, хватается за стильную трубку винтажного телефона стоящего на краю стола. Боже, боже, это она что? Будет охрану помпезно вызывать?
— Я думаю, мне достаточно, — звучит величавый голос из-за моего плеча.
Я не подскакиваю, как Корина, конечно, многовато чести. Я даже на звонки Козыря не подскакиваю. Просто поворачиваюсь вполоборота и дарю широкую улыбку Еве Моро.
— А вот и «мамочка» пришла. Детка, уступи маме её место
— Когда мне говорили, что ты несносная, я не осознавала всех масштабов этого бедствия.
У Евы Моро – цветной жакет, расписанный абстрактным принтом и идеально сочетающийся как с черничными брючками, так и с идеально ровным медовым каре, обрамляющим её лицо.
