Мечтатели, блд!
Кустарского Алекс сбрасывает без прощаний. Риторических вопросов на тему того, почему о таких вещах он узнает сейчас, и то, потому что сам догадался, тоже задавать не стоит. Зачем?
Максим Вадимович и так наверняка вот прямо сейчас встал из-за стола и пошел к шкафу за коробочкой для вещей. Он пять лет работает на Алекса. Знает, что тот не держит в штате тех, кто его подводит.
Эдик в отличие от Кустарского не испытывает судьбу. Отвечает с первого же гудка, аж со второй секунды. И в отличии от Кустарского – Эдик даже не думает изображать трепет.
— Ну и? – звучит Эд лениво, правда все-таки потерял существенную часть иронии в тоне за время с последнего их разговора.
— Мамочка уже излила тебе душу?
— Я буду очень тебе признателен, папа, — Эд очень сильно прожимает последнее слово, — если ты перестанешь говорить о маме в таком тоне.
Ну ладно. Раз мы демонстрируем гонор в таких выражениях, кто запретит Алексу в трех фразах разъяснить наследничку, куда ему надлежит запихнуть свою признательность? Хороших таких фразах, емких, концентрированных.
— У тебя все?.. – с той стороны трубки тянет арктическим льдом. И начхать. Если сыночка решил, что имеет право диктовать отцу свои условия и в постели — пусть выгребает все восторги от такой "заботы".
— Не-е-ет! — теперь уже пришел черед Алекса смаковать слова с жестким оттягом. — Конечно нет, сынок!
Ему казалось, что Эду выдан почти безграничный лимит терпения. Но оказывается, все-таки нет. Пузырек терпения разлетелся вдребезги, растекся по стенам мелкими каплями. Оказалось досточно легонько тронуть.
Но уж больно цена оказывается высокой.
— Ты не будешь ничего узнавать о Светлане Клингер, — хрипло произносит Алекс, бросая мимолетный взгляд на экран навигатора – вожделенная цель начала маячить на самом краю дисплея наконец-то, — и больше никаким макаром не будешь ни самостоятельно, ни опосредованно мешать моим с ней отношениям. Ты вообще выучишь для себя новое правило, что все что касается её – красная зона для тебя.
— Как интересно, — насмешливо тянет Эд в ответ, — а что же в обмен на это будешь делать ты?
— А я не буду принимать никаких мер по поводу этого твоего маленького предательства, Эдик, — с яростной лаской обещает Алекс, — и даже поимею милосердие, и не трону твою чертову мать, хотя конкретно сейчас и конкретно её у меня нет ни причин, ни желания щадить.
— Эта малолетка не стоит и ногтя на её руке, — категорично бросает Эд.
— Мне нужен твой ответ в течение минуты, сынок, — Алекс выстужает и свой голос.
Впереди уже виднеется нужное здание. Блестит розовым приторным боком.
В уме для Алекса над целью мигает красными огнями радостная стрелка. И если бы не держал себя в руках на принудительной основе – втопил бы педаль газа, лишь бы поскорее очутиться на удручающе тесной парковке бюджетного учреждения.
От ответа Эда зависит многое. Практически все. Он ведь не послушный папочкин сыночек, нет – он выпестованный амбициозными родителями своенравный стервец. И он может попереть против отца, если захочет.
Главный вопрос – захочет ли.
Захочет ли терять десять-пятнадцать лет в Рафарме, потому что яснее ясного, что из управляющего состава его Алекс выведет «за ослушание»?
Захочет ли заниматься веселой войной там, где можно свести все к худому миру?
Эдик – самолюбивая скотина, но в то же время, их отношения все-таки можно назвать теплыми. На те же охоты они вместе выбирались вопреки всему.
