Товарищи учёные ощущали себя солью страны, излучали неподдельный энтузиазм. Который особенно полыхнул в перестройку; даже отец, тогда молодой завлаб, куда-то там выдвигался, мотался в Москву на митинги… Вот и доизлучались. Самого же отца потом и подкосил полный развал его института, не оттого ль и разболелся, и умер рано?..
Но детство – детство было просто безмятежное. Обычная советская семья – мама-папа-старший брат. Ясли-сад, школа, Дом детского творчества. Летом – подмосковный пионерлагерь, а потом с родителями – то Прибалтика, то Крым, то Пицунда. Братец всё время ею командует, иногда вредничает – но ведь старшие вечно пытаются третировать младших, всё в пределах нормы. Тем более, когда он начинает совсем зарываться, родители одёргивают решительно; так что её всё это почти и не напрягает. Витька вообще-то неплохой по натуре, просто – взрывной, неусидчивый, обожающий устраивать всяческий тарарам. Витька занимается плаваньем и лыжами, в его гоп-компании все бренчат на гитарах, гоняют до снега на велосипедах, фотографируют и проявляют плёнку в домашних условиях. У неё свои интересы – рисование, макрамэ, икебана, гербарии. Спецшкола у обоих математическая; Юля математику не любит, но твёрдые четвёрки получает исправно. Витька в точных предметах успевает получше, но в целом тоже не отличник. Он отнюдь не глуп – просто обычная расхлябанность подростковая, которую родители проморгали, пропустили из-за политической вакханалии, так их захватившей; ну, и всего того, что за ней последовало. Старайся он побольше, учись получше – всё сейчас, наверно, могло быть по-другому… Но отца не стало, а Витька, закончив школу, в институт баллов не добрал. Ну, и отправился в армию, да не просто в армию – в Чечню, как оказалось…
Волновались, переживали, понятно, страшно. И когда, наконец, вернулся живой и практически невредимый (ранение было, но, к счастью, пустячное) – казалось, всё теперь позади. Мать прекраснодушно рассчитывала, что он пойдёт работать и учиться, и жить (НИИ её к тому времени практически умерло, она смогла найти работу только в школе, низкооплачиваемую, с непривычки тяжёлую) станет полегче, повеселей, ну хотя бы – спокойней и надёжней!.. Ага, спокойней. Настолько спокойней, что и знать не будешь, куда бечь…
Это материно прекраснодушие, привычка до последнего не видеть ничего плохого, всегда находить всему удобное объяснение, оправдание – Юлю раздражало издавна. Как и эта тошнотворная банальность, которую та не преминула изречь, когда Витка провалился при поступлении: «Ну и ничего, каждый парень должен отслужить, чтобы стать человеком!» Каким таким, мама, человеком он может стать, если первый год будут гнобить его, а второй – гнобить он сам? А тут ещё и настоящие военные действия…
Короче, когда эта смесь тупой агрессии и острого истеризма в Витькином обличье воцарилась в доме в ранге хозяина, мать по-прежнему уговаривала себя и дочку: ничего, ему надо освоиться, привыкнуть к нормальной жизни, ведь столько перенёс, бедный, ну и так далее. Когда всё же попыталась показать его психологу – огребла по полной за одно только намеренье… Продолжала, вздыхая, покорно стирать-готовить на домашнего тирана, который искать работу, похоже, и не думал, целыми днями тупо просиживая с пивом у телеящика в бывшей их детской, из которой сестру сразу выставил, только по вечерам уходил куда-то к дружкам – то до полночи, то до утра… Хоть бы он однажды уже не вернулся – такие мечты начали возникать достаточно скоро; а и как не начаться, если при нём даже простой выход на кухню из их с матерью комнаты сопровождался тревогой и опасением? Кто-нибудь представляет, каково существовать в собственной комнате, как в клетке? Похуже, между прочим, любой гнусной коммуналки…
