Веселье, когда они пришли, было уже в разгаре, Сеню Лившица встретили шумными приветствиями, пришлось пить штрафную – Дежнев был уверен, что вырубится немедленно, все-таки стакан водки на пустой желудок; но ничего подобного не произошло, он вообще не почувствовал никакого действия.
Сорокина действительно была здесь, он приветственно помахал ей через стол. Потом, когда несколько пар пошли танцевать под хрипучий и спотыкающийся патефон, он пересел к ней.
– Привет, Леночка, – сказал он, – рад тебя видеть – хоть одно знакомое лицо.
– Я тоже рада, а что ты тут делаешь?
– Командировку себе выбил, это ведь мои родные места, учился здесь, на фронт отсюда ушел…
– Ах вот что, я и не знала. И родные здесь?
– Нет, мать с сестренкой в Тулу перебрались еще до войны. Друзей было много.
– Было?
Дежнев молча кивнул, налил себе; потом, спохватившись, потянулся с бутылкой к ее стакану – она быстро прикрыла его ладонью.
– Не надо, Сережа, не могу.
– А я выпью, мне сегодня так хотелось напиться – не получается, идет как вода…
– Ты, наверное, перенервничал, алкоголь в таких случаях не действует. Узнал что-нибудь… плохое?
– Да уж, наслушался. Ну что, пойдем пофокстротим, тряхнем стариной?
– Не надо, нет. Я вообще думаю скоро уходить. Ты останешься?
– Не знаю, может, и посижу еще. Вообще-то я не знаю здесь никого, меня ведь Сеня затащил – хороший парень, я из-за него и пошел.
– Лившиц? Да, он симпатичный, – согласилась Лена.
– Понимаешь, я его на передке видел, потому и говорю. Он ведь не из тех, о ком нашему брату на ка-пэ звонят и сообщают строгим голосом: «К тебе товарищ корреспондент едет, прими там, обеспечь безопасность» – и все такое. Вот тех паразитов видеть не могу… сидел бы уж у себя в Москве, если тебе на фронте безопасность требуется.
– Ну, тут ты не совсем прав, я думаю. Вряд ли сам корреспондент этого требует, скорее местное начальство себя подстраховывает. После того случая со Ставским…
– Не знаю, кто там кого подстраховывает, а все равно противно. И приезжает зачастую молодой амбал вполне призывного возраста – это как? Есть ведь у нас старые писатели, вот пускай бы они и сочинительствовали. Ладно, ну их к черту. Я почему заговорил – вспомнил, как Сеня у меня роту в атаку водил. Ничего, нормальный мужик, за Сеню я выпью. И пойдем, да?
– Куда пойдем?
– Ты ведь уходить собралась, а меня тоже сегодня на веселье не тянет. Схожу в комендатуру, возьму квартирный талон. Я, как приехал, не взял… Думал, будет, где переночевать.
Скоро они ушли вместе – потихоньку, ни с кем не прощаясь. На улице подморозило еще сильнее, воздух сделался обжигающе-колючим, в чистом звездном небе сиял молодой месяц, – будто никакой войны, такая стояла вокруг глубокая, мирная тишина.
– Тебе в какую сторону? – спросил Дежнев.
– Недалеко от комендатуры, пройдемся немного, проветримся, все равно по пути. Я, в общем-то, тоже случайно туда попала… не хотелось оставаться дома, мне в эти дни трудно быть одной…
– В какие «эти дни»? – не понял Дежнев.
– Да просто… мальчик мой умер в это время, – объяснила она спокойно, почти деловым тоном. – Когда – точно не знаю, но где-то вот… конец января, начало февраля. Два года уже, я ведь тебе, кажется, рассказывала… – Она помолчала, потом добавила так же деловито: – Знаешь, я, наверное, долго не выдержу. Говорят, время залечивает – какое там, только страшнее становится.
– Это тебе сейчас так кажется, – тоже помолчав, откликнулся Дежнев. – В конце концов…
