– Знаешь, я, пока учился в колледже, тоже был весь из себя братский чувачок.
– Я помню.
– Мы были вот такими же противными, горластыми дебилами. Выходя из этого племени – становясь независимым, – твой парень, по сути, говорит всем остальным: я могу добиться большего. И это видно: он может и будет добиваться большего. Я вот не смог так же, как Боб. Но я и не такой способный, как он.
– Не говори так.
– Почему? Это правда. Он такой же умный, как ты, а это что-нибудь да значит. Питер – тоже талантище. А что я? Лох лохом. Никогда не любил учиться. Никогда не стремился добиться успеха. Всегда ломал голову над тем, как получше устроиться в жизни. И всегда себе отвечал: я недостаточно хорош, чтобы на многое рассчитывать.
– Но в Чили ты, кажется, процветаешь.
– Ага, цвету и пахну! Хотя, знаешь, в пустыне Атакама, вообще-то, очень круто. Она прямо рядом с Андами, так что, считай, высокогорье. Реальное высокогорье. Я научился ездить на лошади. Представь, я верхом на лошади, в пустыне, на высоте шести тысяч футов, в Южной Америке. Просто сказка какая-то. Я там пристрастился ходить в походы с одним из местных, Альберто, почти каждые выходные. Он классный парень. Вроде как наш подручный.
– В каком смысле?
– Ну, он посредник, когда дело касается отношений с шахтерами и их боссами, полицией и бандершами из местных борделей.
– В пустыне Атакама есть бордели?
– Это шахтерский город. Естественно, публичные дома там есть.
– И вы их курируете?
Адам нервно передернул плечами:
– Одно могу сказать: там, наверху, не так уж много незамужних женщин. Одиночество очень ощущается.
– А чем именно ты занимаешься?
Еще одно нервное пожатие плеч.
– Так, разным. Тебе будет неинтересно.
– А ты попробуй.
– Часто мотаюсь в Сантьяго и обратно. Координация денежных поступлений, бюджет… все такое. Честно говоря, если бы я делал ту же работу в штате Нью-Йорк, уже сдох бы от скуки. А там, в Южной Америке… ну, иногда я говорю себе, что живу как в романе каком-нибудь. Тем более что никому не понятно, что дальше будет при Альенде. Началась национализация. Все только и говорят о том, что в течение года максимум государство прихватит и нас. Еще ходят слухи, что Альенде создает собственный КГБ – тайную полицию для устранения всех противников его режима.
– Он же победил на выборах, так?
– С минимальным перевесом.
– Потому что участвовали еще две партии, кажется? Выборы ведь не были сфальсифицированы, правда? Это означает, что Альенде был избран демократическим путем. И еще это означает, что ты не можешь называть его правительство режимом.
– Даже если так оно и есть на самом деле, дайте ему два года, и эта страна превратится в Кубу. Никакой свободы… Ограничения на передвижения… Ты либо сторонник партии, либо враг государства.
– Вижу, папа основательно над тобой поработал.
– Не надо меня унижать, у меня могут быть и свои суждения о подобных вещах.
– Извини. Но все-таки о папе… ты его часто видишь?
– Да он постоянно в разъездах, мотается туда-сюда между рудником, Сантьяго и Нью-Йорком. Иногда нам удается выкроить часок, чтобы выпить пару ядреных писко. А так я все время сам по себе.
– И что же у него за «грязная работа»?
– Я уже ответил по телефону.
– Скорее уклонился от ответа.
– Наш рудник собираются национализировать. Чтобы держать руку на пульсе, приходится подкупать людей в правительстве, больших шишек. Социалисты любят взятки, как и все остальные. Я ответил на твой вопрос?
