В наступившей тишине громом прозвучал смех. Ксавьер запрокинул голову назад и хохотал, пока на глазах не выступили слезы. Смеялся так сильно, что заболел живот, однако не мог остановиться.
Жаклин сдвинула тонкие брови к переносице. Левой рукой затушила сигарету о край стола и поднялась.
– Не вижу тут ничего смешного, Ксавьер. Прекрати немедленно!
– Прекратить? – выдавил тот, вытирая глаза. – Прекратить? Ты первая начала, Жаклин. Сделать меня своим пажом! Да, такой шутки я давно не слышал.
– Я вовсе не шути…
– Убирайся. – Ксавьер в мгновение ока преобразился, на лице застыло обычное равнодушное выражение, стальные глаза впились в Жаклин. – Убирайся и больше не смей приходить сюда. Я никогда не приму твое предложение, хватит с меня унижений.
Жаклин покраснела от гнева, губы, накрашенные алой помадой, затряслись. Она подняла руку, намереваясь расцарапать наглецу лицо длинными, темно-красными ногтями, но Серджио, шагнув вперед, покачал головой.
– Вижу, одного слугу ты не потерял, – наконец выговорила она дрожащим от едва сдерживаемой злости голосом. – И почему он так за тебя держится? Что ты ему пообещал, у тебя же ни черта нет!
– Покиньте дом, госпожа, – бесстрастным голосом произнес Серджио, демонстрируя пистолет на поясе.
Это возымело действие. Джейкоб наклонился к Жаклин, поглядывая на Серджио. Правая рука застыла у кобуры, но не касалась ее.
– Думаю, лучше сделать, как он просит, мисс Жаклин. Мы можем прийти в другой раз.
Та раздраженно обернулась.
– Ты что, испугался этого здоровяка, Джейкоб? Я тебе плачу за то, чтобы ты разбирался с такими, как он, не так ли?
– Считаю, это неблагоразумно, мисс Жаклин, – продолжал он тем же тихим, размеренным голосом. – Санторо работал на вас, вам ли не знать, что угрозами его не проймешь? Вы сделаете только хуже. Прошу, пойдемте.
– А твой охранник умнее тебя, – не замедлил съехидничать Ксавьер. – Уходи. Иначе начнется смертоубийство, а этого не нужно ни тебе, ни мне.
Жаклин какое-то время стояла, сжимая в руке так и не выброшенный окурок, затем развернулась на каблуках и вышла за дверь. Джейкоб коротко кивнул Ксавьеру и последовал за ней.
Амадео не сразу понял, где находится. Потолок был грязно-серым, в трещинах, но откуда-то лился дневной свет. Ничего общего с темнотой карцера, которая окутывала со всех сторон целую вечность, заползала в голову, вытесняя все мысли и пресекая слабые попытки сопротивляться.
– Очнулся наконец? – прогромыхал кто-то над ухом, и Амадео вздрогнул.
Рядом с койкой, на которую его уложили, возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой. У соседней суетился врач, перевязывая руку какому-то заключенному.
– Ну конечно, очухался, – удовлетворенно прогрохотал надзиратель. – А я думал, копыта откинешь, Солитарио. Как ты со своей клаустрофобией вообще тут оказался?
Амадео попытался заговорить и не смог – в горле настолько пересохло, что любая попытка причиняла боль. Надзиратель отвернулся и налил воды в пластиковый стакан.
– Никак не пойму, ты самоубийца, или кто, Солитарио? – Он держал стакан на вытянутой руке, дожидаясь, пока Амадео сядет. – На кой черт стремишься себя уничтожить? Знаешь, что от паники ты запросто мог бы задохнуться там, в карцере?
Амадео промочил горло и, благодарно кивнув, вернул стакан надзирателю.
– Знаю. Но почему ко мне должны относиться как-то по-особенному? Я напал на другого заключенного и вполне заслужил наказание…
