– Получается – в нашу сторону? – уточнил Максим.
– Получается, так! – согласился Николай.
– Оборону будут строить возле Пещёрска, фронтом в нашу сторону, так? И сам ответил: – Так! Отсюда напрашивается вывод: деревню защищать не будут.
– Согласен, – подтвердил Николай, – не стратегический объект и расположен неудачно, не в нужном месте – в стороне от большака. Объект не представляет ценности, защищать не имеет смысла.
Пещёрск же вынуждены оборонять, чтобы не отдавать врагу железнодорожную станцию, стоящую на направлении движения поездов в сторону Калуги.
Калужское направление второстепенное, следовательно, защищать станцию большими силами не будут – это не Вязьма с мощным железнодорожным узлом. Дивизию, здесь не разместишь. В оборону если поставят, то максимум полк – обычный заслон.
Военная тема мало интересует Максима. Прибытие Поли с детьми, поставило передним проблему: чем её семью кормить? Продуктов, что они приготовили с Анной, на зиму не хватит, как не растягивай запасы. Надежда на председателя колхоза.
– Так как с урожаем поступим? – задал вопрос и тут же поправился, – что намерен делать?
– Как что? Последовать совету завотделом промышленности – ждать развития военных событий.
События не замедлили ждать. Со стороны большака показалась небольшая группа красноармейцев в мятых скатках, в ботинках с грязными обмотками, в испачканном, кое – где порванном и обожженном обмундировании. Возглавляет группу молоденький командир с гладеньким личиком, но уже потрёпанным боевой жизнью, как говорится, хлебнувшим лиха.
Офицер остановил подразделение на площади перед правлением колхоза и приказал: – Взвод, стой!
Хотя, скорее надо было ему скомандовать: – Всё, что осталось от взвода, стой! По прикидке со стороны в команде не более четырнадцати человек вместе с командиром.
Красноармейцы тупо выполнили команду – устали до такой степени, когда жизнь не в радость. Им сейчас прилечь бы где – нибудь на пару суток, и спать, спать до тех пор, пока ум не станет ясным и голова чугунная не превратится хотя бы в деревянную.
Население не спешит встречать гостей. Но, любопытство пересилило крестьянскую осторожность: показались дети, за ними робко выглянули за калитку пожилые бабы в застиранном домашнем платье, которым терять уже нечего – разведка, решившая проведать, что понадобилось родной армии в их невеликой деревушке. В бабьем тылу появились старики, доживающие век. За ними подтянулись мужики во главе с председателем колхоза.
После команды: «Разойдись!» солдаты, заранее проинструктированные, разбрелись по деревне.
Низкорослый солдатик робко приблизился к калитке палисадника, не решаясь войти во двор. Стоящая на крыльце мать Поли, ласково спросила: – Тебе что – нибудь нужно, сынок? Говори, не стесняйся!
Паренек не глядя в глаза, смущенно попросил: – Тетенька, не дадите керосина? Не спросив, для каких целей керосин и сколько нужно, тётенька пообещала: – Сичас, сынок, сичас вынесу «карасин».
Русский человек не жадный. В сознание крепко вбито вековое правило: Проси, дадут. И дают.
Чтобы не унижать людей просьбами, по устоявшейся многовековой традиции в русской деревне, всегда один дом дежурил для приема бездомных, путников, скитальцев, коробейников. Сажали за стол вместе с семьёй, давали ночлег и всё необходимое к нему.
Традиция обогревать сирых и бездомных оборвалась после революции. Но на просьбу о помощи народ продолжает откликаться. Вынесла бабка бутыль, заткнутую тугой бумажной пробкой, скрученной из газеты. – Держи, сынок, не разбей! – и посочувствовала, – трудно вам сейчас? Небось, достаётся!
