А Никитич между тем тоже осматривал. Только не достопримечательности. Хотя это с какой стороны посмотреть!
– На аборда-а-аж! – раскатисто орал один из близнецов Кошкиных, вися на импровизированном канате…
На том же канате крепились внизу качели, а еще были завязаны узлы, чтобы легче было по нему взбираться на дерево, аккурат к пиратскому домику.
Андрюха шмыгнул носом и подумал, что надо будет своим потом такое сделать…
Никитич подмигнул мальчишкам и прошел в дом.
– Мам, я картоху почистила! – оглушил его с порога звонкий девичий голос.
Это, значит, вторая. Единственная девочка.
– Галя, крикни Федору, чтобы мальчишек загнал руки мыть! – раздался голос Аньки.
Андрей ее не видел, пока мимо сновали только дети, работающие как единый, слаженный организм. Эдакий муравейничек, где каждый важен, каждый значим, каждый связан со всеми другими.
Дочка ставила обед вариться, а старший сын за младшими смотрел, мать, судя по всему, что-то на кухне делала, но где ее дети и кто из них чем занят, прекрасно знала.
А не так уж все и плохо у них, у этих Кошкиных.
Никитич, на себе почувствовавший, что такое трое детей, оценил, как Анька наладила быт в семье. Подумал, что в этом доме живет настоящая семья. Почему-то сейчас Андрей был твердо уверен, что у Кирюхи в этой семье тоже было место. И, скорее всего, самое важное.
– Точно не сбежал, – почти с досадой покачал головой майор и шагнул за порог.
.
– Ты больницы проверяла? – угрюмо насупившись, спросил Аньку Никитич.
– Проверяла, – всхлипнула та, глядя в пол перед собой, как нерадивая школьница. – И больницы, и… – тут ее голос перешел в писк. – Морги…
– Ну в моргах нет, значит, не все потеряно! – попробовал по-своему, по-мужски, приободрить ее Никитич.
И тут же пожалел, что рядом нет Марийки.
Та бы нашла нужные слова, за ручку бы придержала, даже обняла бы…
Он-то, майор, маленькую хрупкую Аньку и тронуть боялся…
– Ну-ну, – несмело накрыл он ее ладонь и тут же руку отдернул. – Рано реветь. Дай-ка мне его приметы особые…
– В смысле? – подняла заплаканный взгляд Анька.
– Ну там родимое пятно какое, шрамы, – откашлялся Никитич.
Он очень боялся, что Анька его сейчас спросит, зачем это, но то ли девица не подумала, то ли быстро переключилась.
– Шрамов нет – ожог есть! – выпалила она. – Вот тут, на руке, – указала на правое предплечье. – Это он малым пеленки гладил и об утюг… – Анька покраснела. – Сильно… А еще у него родинка есть вот тут, – указала на себе место под правой грудью и тут же смутилась, закусив губу.
Никитич нервно сглотнул. Да… С этой родинкой явно было связано что-то такое, что посторонним не рассказывают. Так, как побежали по шнурку на груди ее пальцы, так порозовели щеки…
Любили они друг друга. Любили.
Не сбежал…
– Ты мне серию, номер его паспорта сказать можешь? – сменил тему Андрей.
– В смысле? Могу, но… – тряхнула светлыми волосами она. – Я ж носила в полицию! Не берут в розыск!
– Да я по своим каналам пробью, – отмахнулся майор.
Не мог же он Аньке напрямую сказать, что это у тебя не возьмут! У него, у Никитича, все все возьмут! И потом сами и принесут!
– И фото свеженькое дай! Есть?
– Фото, конечно! – поспешила найти телефон Анька. – Вот! – она открыла кадр, на котором совершенно счастливый белобрысый Кирюха прижимал к себе такого же счастливого белобрысого пацана.
Старшего, видимо.
– Или вот, – Аня пролистнула следующий кадр.
