– Ты, что ли, танк, Вася?
– Да уж не велосипед с моторчиком, Коля. – Роднин тут же поправился: – Николай Артемьевич.
Больше к этому разговору не возвращались. В неофициальной обстановке былые друзья изредка позволяли себе общаться по имени-отчеству, но в остальное время оставались друг для друга генералом и полковником, в полном соответствии с табелью о рангах.
Поостыв, Волопасов пришел к выводу, что старый товарищ был прав, и все же обида осталась. Наверное, даже не на Роднина обида. На судьбу-индейку, отнявшую у Волопасова больше, чем дала. Возможно, самое ценное, что было у него в жизни.
И, хотя он не признавался в этом никому, Волопасов втайне мечтал о дне, когда уйдет в отставку. Чтобы встретиться с Родниным на правах старого товарища и, как бы шутя, намять ему бока под видом безобидной возни у рыбачьего костерка или на дачном участке. А потом потрепать упрямца за седую чуприну и пожурить: «Видишь, все ж таки по-моему вышло. Никакой я тебе больше не товарищ генерал и даже не Николай Артемьевич, усек, Васек? Только теперь я тебя назло стану не по имени величать, а Василием Степановичем, хоть лопни от злости».
Но Волопасов свою угрозу не выполнит, конечно. И уже через пять минут старые друзья будут сидеть рядышком, чуть ли не в обнимку, рассказывая о своем житье-бытье, хорохорясь, привирая и немного кокетничая. Им будет что сказать друг другу. И сейчас есть. Нужно только переступить через дурацкие условности.
Взглянув на Роднина, Волопасов проскрипел:
– Долго вы будете из себя соляной столб изображать, полковник? Давайте к столу. Или вам особое приглашение требуется?
* * *
Привычно прошагав вдоль длинного приставного стола, начальник оперативного отдела сел напротив руководителя УКРО и положил руки поверх папки с материалами по проведению операции «Прощание славянки».
Фотография покойной «славянки» красовалась на торцевой стене кабинета. Это было сделано вовсе не потому, что Волопасов боялся забыть, как выглядела смертница – нет, единожды увидев Елисееву, он опознал бы ее и на Страшном суде. Но генерал издавна питал пристрастие к различного рода схемам, помогавшим ему просчитывать многоходовые комбинации. Вот почему увеличенный портрет Екатерины Елисеевой был наклеен на лист ватмана.
От него, подобно солнечным лучам на детском рисунке, тянулись во все стороны прочерченные зеленым фломастером линии. Стрелки указывали на знакомых Елисеевой, которые попали под подозрение ФСБ. Некоторые из них были представлены фотографиями, некоторые – проименованными квадратиками, но всех их предстояло тщательно изучить на предмет принадлежности к террористическим организациям. В основном это были лица мужского пола. Студенты, тусовщики без определенного рода занятий, бизнесмены мелкого пошиба, один профессиональный картежник, один фотограф, один музыкант – вся эта разношерстная публика окружала Елисееву до тех пор, пока она не сменила образ жизни. Что стояло за этим решением, вернее, кто?
Разглядывая ватманский лист, Роднин подумал, что заинтересовавшим ФСБ людям не повезло в любом случае. Скоро их подноготная будет изучена, проанализирована и зафиксирована в документах, после чего они попадут в секретную картотеку. И кто знает, чем это может обернуться для них в дальнейшем. Любители легкой жизни даже не представляют себе, как часто они ходят по краю пропасти.
Роднин перевел взгляд на бесцельно перебирающего бумаги Волопасова, который очень уж долго собирался с мыслями, прежде чем перейти к делу. Не знает, с чего начать разговор? Что ж, нужно ему помочь.
