Увы, князь ошибся во всех своих ожиданиях — от первого до последнего.
Руэри не унаследовал способностей отца и долгое время оставался в новом доме белой вороной. Поводом для насмешек. Если вспоминая о доме Белого Пламени кто-то говорил: «В семье не без урода», — сомнений быть не могло, речь шла про него.
Единственное, что досталось Руэри от отца, это упрямство, да ещё клинок, на рукояти которого змеились угловатые руны — девиз северян: «Стоять до конца и ещё один год».
Касаясь пальцами букв, вырезанных на стали, маленький Руэри часто думал, что так и произошло. Его настоящая семья стояла до конца. И осталась стоять там, на рубеже разорванной завесы даже теперь.
Больше всего на свете бессмертные боялись мертвецов. Но Руэри не мог их бояться. Думая о том, что стало с его братьями, он вспоминал их с нежностью и тоской.
Тремя днями позже Руэри доложили, что пленница простудилась.
— Простудилась? — сидя за столом в собственном королевском кабинете, алый король в недоумении смотрел перед собой. — Как это понимать?
Слуга, доложивший о новостях, попятился, предчувствуя, что гнев Верховного обрушится на него.
В голове Руэри действительно вертелись сразу две мысли — кто-то из тюремщиков хочет покончить с собой, или проклятая Айрен задумала с ним играть?
Руэри не знал, но обе мысли вызывали одинаковую злость.
Он посмотрел за окно, размышляя о том, сможет ли это дело подождать. У Руэри впереди оставалось ещё несколько дел. И вряд ли Айрен, опытная чародейка, дочь дома Белого Пламени, могла умереть от простуды за несколько часов.
Верховный встал, громыхнув стулом так, что тот едва не развалился на куски.
Гонец попятился.
Руэри на него не смотрел. И ждать, пока подготовят носилки, он не стал. Взял коня и, оставив охрану далеко позади, через полчаса уже спешился перед входом в Одинокий дворец.
— Где она? — бросил на ходу, едва главный тюремщик вышел ему навстречу.
— Никто к ней не прикасался, как вы и приказали!
— Никто? — Руэри на мгновение замедлил шаг.
— Никто! — заверил его тюремщик.
Несколько секунд отступник оставался неподвижен, но встретившись с его взглядом, тюремщик отступил назад — чувствуя, что ляпнул что-то не то.
— Её обследовал лекарь или нет? — процедил Руэри.
Тюремщик сглотнул.
— Я немедленно позову врача…
— Позже. Сразу, как только я уйду.
Дверь камеры скрипнув закрылась за спиной. Руэри замер на пороге, глядя на безвольное тело сестры, распростёртое по соломенному тюфяку. Кровати в комнате не было — Верховный с удовлетворением отметил это ещё в прошлый раз. Он сам провёл в этих стенах пять лет без кровати и без лекарей. Ничего особенно страшного не было в местных сквозняках — здесь, в пределах Одинокого Дворца, встречались вещи и пострашней.
«Но это же Айрен…» — пронеслось в голове и руки безвольно опустились. Руэри чувствовал, что с Айрен так нельзя. Сестра не он, и она не должна страдать, не должна болеть, не должна чувствовать боль.
Сделав глубокий вдох, Руэри шагнул к тюфяку и опустился на пол возле него.
Айрен не двигалась. Руки были связаны знакомой шёлковой лентой у неё за спиной. Одежду привели в порядок после их прошлой встречи, но после трёх дней здесь, в темнице, она уже не выглядела такой роскошной.
Руэри осторожно поправил краешек блио, соскользнувший с её плеча.
Айрен пошевелилась. Отступнику показалось, что она вот-вот откроет глаза, и Руэри поспешил отодвинуться.
