Айрен нельзя было поранить или обидеть, как любого из них — за обычную ссору в доме Белого Пламени наказывали домашней работой, того, кто перечил наследнице наказали бы кнутом.
Никто не смел спорить с ней, потому что все боялись её отца.
И никто не желал, чтобы Айрен находилась близко, потому что это означало, что где-то рядом будут и верные слуги её отца.
Поначалу Айрен не беспокоило то, как относятся к ней другие. Она познавала мир, в котором жила, а внимание нянек и телохранителей без того было настолько пристальным, что Айрен могла мечтать только о том, чтобы побыть в одиночестве несколько часов.
Но время шло, и по мере того, как Айрен взрослела, своя особенность начинала её тяготить.
Она не знала детских игр. Не знала развлечений, которым придавалась остальная детвора по вечерам.
Когда Айрен исполнилось одиннадцать и двоюродные братья собирались на заднем дворе, чтобы потанцевать с деревенскими девушками, сбегали на охоту тайком от старших и прятали в широких рукавах кувшины с вином, наследнице оставалось только наблюдать за ними через окно.
Теперь уже не на неё смотрели с восхищением и издалека. Теперь с восхищением смотрела она.
Но даже если бы не пристальное внимание отца, Айрен знала, что никто из сверстников не отважится посвятить её в свои дела. Всем им она казалась холодной, чужой и высокомерной.
Айрен не видела в своих поступках высокомерия. Она слишком привыкла к тому, чему наставляли её учителя — чувства держать при себе, учёбу ставить превыше всего. Всегда быть безупречной.
Мальчишкам не следовало об этом знать, но то, за что их награждали ночью на кухне, ей сулило десять ударов кнута. Дочь Лонана не должна была иметь слабостей. Дочь Лонана должна была стать лучшей во всём.
И всё же шутки судьбы не постичь даже бессмертным.
Айрен была жемчужиной дома Белого Пламени. Айрен была той из детей, кому Лонан доверял больше всего. И именно Айрен оказалась той, чьему надзору поручили мальчишку из погибшего дома Снежных Волков.
Им обоим было тогда по двенадцать лет.
Что бы не думали братья, Айрен никогда не смотрела на других свысока.
И единственным, кто захотел увидеть её настоящее сердце, стал Руэри. Её Алый король. Её кленовый листок.
Самый близкий из людей, живших на земле.
— Руэри… — шептала Айрен, тщетно пытаясь нащупать призрачную ладонь.
Болезнь постепенно отступала, и ей не оставалось ничего иного, кроме как смеяться над собой.
Конечно, Руэри никогда бы не пришёл.
Он давным-давно изменился, и Айрен не знала, можно ли надеяться, что в нём осталась хоть кроха жалости.
«Конечно, нет», — с горечью думала она.
Бесконечно долгие ночи Одинокого Дворца навевали мысли, и чем дольше бродила Айрен по лабиринтам воспоминаний, тем хуже понимала, что происходит с ней теперь — и чего она должна ожидать.
То пленница думала, что это какая-то шутка. Что Руэри испытывает её.
То убеждалась в том, что Руэри одержим тварями и нужно лишь отыскать способ избавить его от них.
То приходила к выводу, что всё, что происходит теперь — её вина.
Она так и не смогла прийти ни к чему, когда дверь камеры открылась и на пороге показался знакомый стройный силуэт, закутанный в плотные складки бархатного плаща
— Я вижу, ты уже здорова, — холодный голос брата эхом пролетел под сводами темницы.
Айрен сглотнула, не в силах игнорировать прозвучавшую в нём угрозу, и попыталась сесть.
Руки по-прежнему были связаны у неё за спиной.
