– Возвращаю годный металл, – я выразительно посмотрела на мясника. Тот с очень грустным видом покосился на свой страшного вида нож, вздохнул, отер руки о фартук и полез под прилавок доставать мясо.
– Держи! – рядом с горкой бывшего металла лег пакет с куском мяса, а сверху немного погодя приземлился шпик, – а это крысе твоей. Ничто заразу не берет. Кота запугала. Ядом травиться не хочет. Можешь ее выдрессировать, чтобы ко мне не лазила? Супруга ночью хотела в подпол сойти, да увидела посреди комнаты большую плешивую крысу. Рыжую, вот точно как эта ржавчина. Чуть разрыв сердца не схватила. Еще и у соседей он едва не случился.
Еще бы. Супруга мясника обладала таким громким голосом, что ее визг посреди ночи мог воздействовать на слабые уши не хуже крика мифической гарпии. Подозреваю, в ту ночь нелегко пришлось всем.
– Она долго жила одна, – я пожала плечами, – не думаю, что поддается дрессировке.
Шпик быстро перекочевал в сумку поверх пакета с мясом. Кузнец же любовно огладил отреставрированную печь по покрытому эмалью боку. На что она ему? Модернизирует под коптильню?
– До встречи, – я махнула рукой, вышла из лавки и приметила краем глаза на другой стороне улицы мэра. Так быстро я, пожалуй, не удирала даже от посла.
В домике горела керосиновая лампа, в углу раздавался смачный хруст ужинавшей ржавой крысявки, как охарактеризовал ее мясник, я же, вмиг и почти не пережевывая, проглотила жаренную с мясом картошку и теперь с приятным чувством сытости оглядывала преобразившееся жилище. У окна расположилась мойка, кухонная тумба и шкаф с починенными и оклеенными декоративной бумагой дверцами (ремонт делался из всего, что попадалось под руку или приносилось жителями Кончинки, которых я все еще считала ушлыми, но уже начинала понимать причину сложившегося в городе натурального обмена). Напротив мойки возле стеклянных дверей, ведущих в заросший непролазный сад, стоял барный стол с полками и двумя стульями. Я как раз закончила ремонт второго, потому что один выглядел слишком сиротливо. После шумного отчего дома в моем собственном было чуточку тихо по вечерам. Стойку, на которую принимался товар для реставрации, я так и оставила напротив двери.
Теперь в лавке было чисто и уютно, дерево отскоблили на славу, полы покрыли лаком, а часть прогнивших досок я заменила в первый же день, использовав дверцы массивного шкафа в качестве новых половиц. Здесь теперь еще и домотканый коврик красовался посреди комнаты. Балки, на счастье, оказались в порядке, стены были сложены из камня, поэтому короеды туда не добрались. Изначально дом явно строили на совесть, и все деревянные перекрытия покрыли специальным составом, а жуки поели только то, что, видимо, пристроилось позже. По крайней мере, создавалось ощущение, что комнату наверху обустраивали уже потом, как и ступени к ней. Вся старая массивная мебель сохранилась отлично и была сделана на совесть, из нее мне удалось собрать вполне годные комплекты, а вот более новую тоже повредили жуки. Их я выводила дня три, пользуясь всеми доступными народными и химическими средствами и даже помощью местных жителей. Как обычно, в обмен на ремонт. Однако теперь от незримой угрозы я избавилась.
Закончив с мытьем посуды, я погасила свет и привычно отправилась к софе, задвинутой за стойку. Но только легла, как услышала подозрительный шорох. И это точно была не моя ржавая крысявка, ее топот я научилась узнавать.
