Преподавательский состав в училище был достаточно квалифицирован. Большинство имело учёные степени кандидатов наук и звания доцентов, было даже один профессор, который преподавал им высшую геодезию. Только вот далеко не все будущие офицеры своим стремлением к знаниям дотягивали до их высоких научных регалий. Некоторые курсанты, не насытившиеся, может быть и калорийным, но совсем невкусным завтраком, мирно посапывали на задних рядах, устремлённой к потолку, училищной аудитории. Но подавляющее большинство, всё-таки, осваивали училищную науку, которая делилась на гражданские и военные циклы.
Ключевым в постижении учебного материала являлось сленговое слово «сампо», что расшифровывалось, как самоподготовка. Только после окончания училища Виталий поймёт, что именно этот параметр в военной системе обучения являлся самым правильным и эффективным. Ведь в гражданском вузе после обязательных лекций студент, по сути дела, был предоставлен самому себе. Поэтому, многие там учились по, неизвестно кем придуманной, системе «от сессии до сессии». Она подразумевала настоящую учёбу непосредственно перед экзаменом. Для исповедующих этот почин, знания добывались практически с той же скоростью, с которой выветривались из головы. Что же касается «сампо», то после обязательных четырёх часовых лекционных занятий курсанты каждый день столько же времени учились самостоятельно. Причём, это было таким же обязательным, как утренняя физзарядка, как построение на поверки и организованный приём пищи. Во время самоподготовки категорически запрещалось спать, читать художественную литературу или играть в карты. За этим зорко следили командиры взводов и их заместители. Такие систематические самостоятельные занятия курсантов являлись, пожалуй, основной причиной того, что будущие офицеры инженерной направленности становились хорошими специалистами в своих областях.
На старших курсах единственной отдушиной и отрадой от прозаичной, без особых событий, казарменной жизни являлись воскресные увольнения. Большую их часть Виталий посвятил самостоятельному познаванию города на Неве. Необычный мегаполис поглотил буквально всё его сознание и вихрем растворился в пробуждающейся чувственности. Он не понимал, как шум городских улиц, шелест жёлтых листьев в парках и садах, тихий плеск невской воды в дымчатой паутине речушек и каналов, тревожный звук пушек из Петропавловской крепости, розовые солнечные блики, чуть касающиеся шпиля Адмиралтейства, и силуэты разведённых мостов в белесо-голубой дымке июньской ночью могут проникать в самые укромные уголки его не такой уж и романтической натуры. Ведь всего несколько лет назад он был просто уличным хулиганом и предводителем дворовой шпаны. Неужели строгий уклад училищного бытия, простые и строгие каноны солдатской жизни внесли в него метаморфозы, систематизировать которые он пока был не в состоянии. Виталий совсем не предполагал, что огромный, временами суровый, иногда мягкий и что-то напевающий, порой приветливый и кроткий, а иной раз упрямый и волевой, город может так навязчиво пронзить его сердце и беззастенчиво потеряться в тайниках душевных струн.
Что касается сердца, то его пульс значительно повысился, когда в размеренной ленинградской жизни курсанта появилась женщина. По большому счёту, она не просто появилась, а, как Ассоль из гриновского корабля с алыми парусами, выпрыгнула прямо на руки Виталия. На самом деле женщину звали не Ассоль, а Светлана, и была она, по крайней мере, в два раза старше юной девушки, влюблённой в Артура Грэя. А ещё, она вовсе не десантировалась из романтического корабля, а спокойно и величаво, как и подобает стройной и очаровательной особе женского пола, спустилась с трапа рейсового катера на причал набережной Фонтанки. И совсем она не была виновата, что сразу по выходу споткнулась на выбоине тротуара и, падая, была подхвачена, проходившим мимо, Виталием.
