* * *
…картошка, лук, сало, огурцы, помидоры, вино в плетеной бутылке, в общем, все-все, что взяла Даша Чуб, пришлось двум Киевицам по нраву. За исключением одного прихваченного ею громоздкого предмета – помянутого выше мажора, которого спорщица зачем-то притащила с собой.
Презентованный «сын миллионера и стервы» показался Маше обычным парнем среднего роста, приятной наружности, в столь же обычных джинсах, футболке, бейсболке. Разве что взгляд, одновременно скучающий и самоуверенный, отличал его – больше ничего. Даже то, что в первый же миг этот взгляд прилип к черноволосой красавице Кате, было совершенно в порядке вещей.
– Сумасшедшая, – быстро прошипела Дображанская в сторону Даши, улучив подходящий момент. – Ты хоть знаешь, кто его папа?
– Знаю. И что? – вскинула подбородок Землепотрясная.
– А ты знаешь, что его отец знает меня? У нас пересеченья по бизнесу… Его сына не может здесь быть! Быстро отошли его. Мы на задании.
– Мы в отпуске! – отфутболила Чуб. – И если я не права, то съем свою шляпу.
– У тебя нет шляпы.
– Тогда съем тарелку перловой каши. Это еще гаже.
Машу Ковалеву, в свою очередь, тоже ждал шок. Пляж, презентованный Киевом, оказался нудистским. Ничуть не смущаясь своей пухлой фигуры, объемной груди и животика-мячика, Чуб скинула одежду, проворно разложила подстилку и скатерть, распаковала еду. Во всех ее движениях сквозило позерство, кокетство и неприкрытое желание понравиться. Из чего следовал вывод: свои отношения с мажором она не собирается ограничивать спором.
Маша предпочла остаться в купальнике. Катя и подавно ограничилась тем, что сбросила легкие сандалии, оставшись в широком и длинном белом платье простого покроя. Единственное, что Катерина сочла нужным обнажить, были пальцы. Как ни странно, она прислушалась к просьбе Чуб или попросту к собственному здравому смыслу – на руках ее не осталось ни колец, ни перстней. В окружении деревьев и воды, раскомплексованных мальчишек и девчонок в роли бриллиантово-золотого идола Дображанская и впрямь смотрелась бы вызывающе странно.
Прямо перед ними резвилась стайка пацанят. Все они явно сбежали на речку из одного двора, где царили порядки собачьей стаи и все ребята, вне зависимости от их роста и возраста, сбивались вокруг одного вожака. Младшему из купающихся было лет десять, старшему – лет пятнадцать. Он, похоже, и был главарем. И именно из-за него, точнее одной его части, уже полностью оформившейся, удивительно крупной, Маша смотрела исключительно налево, на сказочного вида иву со скрученным в узел стволом. Направо, прямо и даже назад смотреть было неприлично.
Мажор, аттестованный Чуб Николаем, тоже разделся догола, но демонстративно сел сзади – поодаль от них. Чуб сразу переместилась туда, и меж ними немедленно произошло возгорание в виде очередного жаркого спора.
– …Смешная ты! Конечно, это можно купить, – врастяжку вещал он. – У нас под Киевом десять гектаров такого добра. Вот тебе речка, вот песок, вот деревья… А голых девок нагнать – не проблема.
– Нагнать? – Чуб говорила быстро, глотая буквы, звеня от азарта. – Это ж все равно что секс с проституткой. А это, здесь, все по любви. В чем разница? В состоянии души. А состояние души – не купишь!
– Если у мужчины есть деньги, по любви девки тоже охотно раздеваются, – он был совершенно искренен – неподдельно равнодушен, непритворно циничен. Видно, впрямь успел узнать цену «романтичной» любви.
