Никола зимний - страница 25



– Ясно, что не меньше, чем нам.

– Так у него и работа рискованнее.

На дорогу от города потратили около двух часов. С асфальта свернули на грунтовку, потом ползли по лесной дороге, и около километра пришлось идти пешком, обходя глубокие лужи в разбитой колее. Балок и трелевочник стояли в кустах, с дороги их было не видно. Михал Иваныч открыл замок и вытащил из балка бензопилу «Урал» с присохшими опилками и бачок с бензином.

– Когда работал в леспромхозе, у нас были «Дружбы».

– Эта мощнее, но все равно тяжелая. Лучшего мы пока не заслужили. Так что переодевайся и, как говорил Никита Сергеевич Хрущев, обещающий, что мы будем жить при коммунизме, – «За работу, товарищи»!

– Может, перекусим перед трудовым подвигом?

– А у тебя есть готовое?

– Курица, жена в духовке запекла.

– Доставай, а я пока чаек соображу. Готовить будем на костерке, а то потом в балке не продохнешь.

Несмотря на медвежью громоздкость, Михал Иваныч двигался ловко и все делал аккуратно.

– А баба-то у тебя заботливая, вон какой тормозок сочинила.

– Так в деревне воспитывалась. Она и молоденькой картошечки положила, вечером сварю.

– Молодой картофан обожаю.

Выпили по кружке чаю, перекурили. Михал Иваныч поднялся, молча кивнул ему на трактор, а сам направился к пиле.

– Я тут осмотрелся, а делянку-то наш предприниматель выбрал не лучшую. И тонкомера полно, и коряжника.

– Есть такой анекдот: мальчик подходит к милиционеру, протягивает грецкий орех и говорит: «Дяденька милиционер, раскуси, пожалуйста». Милиционер раскусил, мальчик сказал спасибо, убежал, а через пять минут возвращается с другим орехом. Милиционер и его раскусил. А когда мальчик принес третий, говорит ему: «Что ты по одному таскаешь, неси все сразу». А мальчик отвечает, что на помойке они кучкой не лежат.

– А мальчик здесь при чем?

– И нам тоже приходится на помойках искать. Там, где на халяву или подешевле.

– Теперь понял – фирма «воруйлес».

– Теперь все воруют в меру возможностей, и Ельцин лозунг выдвинул: «Обогащайтесь кто как может». Только приехали мы сюда не философствовать, а мантулить.

Дело было несложное и знакомое с молодости. Цеплял тросом десяток шестиметровых баланов, залезал в трактор, тащил их на площадку, отцеплял и возвращался за новой порцией. Когда трудился в леспромхозе, без нужды из трактора не вылезал. Волохал трос и зацеплял баланы чокеровщик. А здесь все приходилось делать одному. Зацепил, залез в трактор, отвез, вылез из трактора, отцепил. И так – с утра до вечера день за днем. Хорошо, что с вальщиком повезло. Баланы после Михал Иваныча лежали ровно, без поперечин и углов. Коряжник он или пропускал, или брал из него по одному балану. Вершинник оставлял, так его и раньше бросали не только шабашники. Леспромхозовских вальщиков хватало часов на шесть, а он держался до восьми, случалось, и от девятого прихватывал. Хотелось предложить перекур, но самолюбие не позволяло. Вечером готовили ужин и сразу засыпали. Разговаривать Михал Иваныч не любил. Никола даже не знал, женат ли напарник и откуда родом.

Работы оставалось на два-три дня. Уже нестерпимо хотелось увидеть Галку с Анюткой – чувство, подзабытое за годы городской жизни, когда не отлучался из семьи. Как в молодости, в конце охотничьего сезона. Не видел своих какие-то две недели, а казалось, что целый год.

Дождь пришел не ко времени и не к настроению. Сначала брызгал мелкенький, и они продолжали работать, но быстро промокли и убежали сушиться в балок. Надеялись переждать, но он разошелся и не хотел останавливаться. Пришлось устраивать ранний ужин, после которого Михал Иваныч прилег отдохнуть и сразу же захрапел. Дождь лил всю ночь, а с утра припустился еще сильнее. Михал Иваныч, подобно своему таежному тезке, впал в спячку. В обед спустил ноги с лежака, открыл банку тушенки, запил холодной водой и снова завалился лицом к стенке.