Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - страница 42
Основной задачей внешней политики императора Николая I было окончательное упрочение положения России на Востоке, что в конечном результате должно было свестись к укреплению за ней соответствующей позиции на берегах Черного моря и обеспечению для нее свободного выхода через проливы. Исходным пунктом в данном случае должны были стать те территориальные и политические приобретения, которые были сделаны на Востоке в екатерининское царствование и приумножены к 1812 г. по Бухарестскому миру, но недостаточно использованы, а отчасти даже сведены на нет в александровское царствование в силу других задач, отвлекавших в это время от Востока внимание русской политики. К этой основной задаче присоединялась другая – поддержание в Европе безусловного престижа России путем защиты status quo с теми уступками, какие были сделаны новому порядку к 1815 г., но и в твердой решимости не идти на дальнейшие. Обе эти задачи – возвращение, с одной стороны, к традиционной восточной русской политике XVIII в. и продолжение, с другой, политики Священного Союза – в системе императора Николая I окрашивались в одну и ту же легитимистическую окраску, а общий характер его политики и ее отдельные проявления как на Западе, так и на Востоке отражали на себе отмеченную уже выше излишнюю уверенность императора в своих силах без достаточного на то основания.
Всеми сейчас указанными соображениями обусловливалось отношение императора Николая к отдельным европейским державам и к Оттоманской империи. Верный своей основной точке зрения, он считал необходимым условием общественного спокойствия международную опеку над Францией. Такой опекой ему представлялись те границы, в какие была введена Франция на Венском конгрессе, и реставрированная династия Бурбонов. Франция, управляемая на основании хартии, отступления от которой он считал недопустимыми ни в ту, ни в другую сторону, и французская нация, сдерживаемая в своих порывах в сторону Бельгии, Рейна и северного побережья Африки легитимным правительством, в его глазах – необходимое условие для сохранения европейского спокойствия, условие, при наличии которого с Францией возможно то или другое соглашение. Июльский переворот 1830 года и новая орлеанская династия, воссевшая на обломках революции, а позднее в еще большей степени революция 1848 года снова превращают, в глазах императора Николая I, Францию в очаг революционных движений и новой, более смелой, внешней политики, что грозило для него новыми осложнениями на Востоке и могло найти отзвук в его собственных владениях в Польше. С резким осуждением относясь к каждому новому перевороту во Франции, император Николай I шел еще дальше в своем личном раздражении против тех, кто сочетал братанье с революцией с узурпацией монархической власти; таковыми в его глазах были Людовик-Филипп и Наполеон III, в сношениях с которыми он не всегда держался даже в пределах дипломатической корректности.
В противоположность такой политике по отношению к Франции, политика императора Николая I по отношению к Англии была скорее политикой практических соображений. От его внимания не ускользало то нарастание англо-русского соперничества, которое, по мере развития английских интересов в Леванте, Египте, Ост-Индии и Персии и поступательного движения России к Дунаю и в Закавказье, является крупнейшим фактом мировой истории, начиная с середины XVIII в., и которому именно в царствование Николая I суждено было пережить трагический кризис. По своему государственному укладу, с другой стороны, Англия оставалась для него, конечно, всегда страной неприемлемых политических принципов. Его отрицательное отношение к парламентаризму не только на континенте, но и на его родине как бы уравновешивалось, однако, в императоре Николае I верой в силу консервативных элементов в английской общественной и государственной жизни, его доверием к политике английских государственных деятелей типа герцога Веллингтона. Оставаясь постоянно настороже против Англии, как против своего наиболее сильного соперника, император Николай I в гораздо меньшей степени, чем во Франции, видел в ней своего принципиального противника и, по-видимому, совершенно искренне готов был искать с ней соглашения по отдельным вопросам, и прежде всего по восточному, и не прочь был при случае подчеркнуть противоречие между английскими и французскими интересами.