– Нет, стрелял Гольденберг.
– Удивительно.
– Говорю же, человек эмоций. Они вели его к подвигу и предательству.
– Хорошо, что сейчас у нас нет таких эмоциональных идиотов.
– Ты права. Нам и одного Гольденберга вполне хватило.
Дождь за окном усилился и громко барабанил по стеклу. Дрова в камине прогорели. Желябов бросил туда еще несколько поленьев, и огонь запылал с новой силой.
Андрей сел рядом с Перовской и сказал:
– Ничего, Софушка, рано или поздно, но мы покончим с Александром. Я сегодня встречался с Игнатом Гриневицким. Его люди, следящие за передвижением императора, установили, что после взрыва в Зимнем дворце Александр регулярно выезжает только на смену караула в Михайловском манеже и для встречи со своей любимой кузиной во дворец великой княгини Екатерины Михайловны. Возвращается он по Невскому проспекту и Малой Садовой либо, что происходит реже, по набережной Екатерининского канала.
– Ну и что?
– А то, Софушка, что этим нам и следует воспользоваться. Я и задержался потому, что ездил смотреть одно очень удобное для нас помещеньице.
– Что за помещеньице?
– Полуподвальное, вполне пригодное для того, чтобы из него сделать подкоп под проезжую часть Малой Садовой.
– Заложить в подкоп динамит и подорвать его, когда карета окажется в нужном месте, так?
– Да.
– А если?..
На этот раз Желябов прервал Перовскую:
– А если опять не замкнется электрическая цепь взрывателя, в действие вступят метальщики бомб. Случится так, что они промахнутся, тогда я лично убью императора. Прыгну в его карету и зарежу ножом.
Перовская с восхищением посмотрела на него.
– Ты самый лучший человек на всей земле, Андрей.
– Я обычный, Соня, как все, как любой из нас.
– Мы – люди цели. А мудрец говорил, что цель оправдывает средства.
– Это фраза Никколо Макиавелли и девиз иезуитов.
Софья улыбнулась:
– Мы же не такие грамотные, как некоторые.
– На что ты намекаешь, Софушка?
– Ни на что.
– Нет, погоди. Я сказал что-то смешное?
– Да нет же, Андрей.
– Это кто говорит о безграмотности? Ты? Внучка последнего украинского гетмана Разумовского и дочь генерала, губернатора Санкт-Петербурга? Ты получила хорошее домашнее образование, окончила женские курсы. У тебя диплом народной учительницы. А вот меня, выходца из крепостных крестьян, чтению учил Гаврила, дед по матери.
– А как же юридический факультет Новороссийского университета в Одессе?
– С которого меня погнали как неблагонадежного через два года после поступления. Но ладно, что-то наш разговор пошел не в то русло.
– Но нельзя же все время только о делах говорить.
Желябов встал с кровати, прошел до окна, посмотрел на улицу.
– Дождь успокоился. Идет по-осеннему тихий, мелкий. Знаешь, Соня, я хотел задать тебе один вопрос.
– Ты смущаешься? Отчего?
– Вопрос деликатный, Соня, возможно, даже неуместный.
– Да прекрати, Андрей! Не чужие. Спрашивай, что хотел. Что замялся?
Желябов повернулся к любовнице:
– Ты, Софья, никогда не хотела создать семью, нарожать детей и жить спокойно?
Перовская от души рассмеялась:
– Что? Семью, детей, спокойную жизнь? Ну ты даешь, Андрюша. – Она тут же посерьезнела и проговорила: – Во-первых, если бы я хотела создать семью, то давно уже вышла бы замуж. Папенька подобрал бы мне достойную пару, и жизнь моя была бы обеспеченной и спокойной. Во-вторых, я не переношу детей. Они вызывают у меня раздражение, особенно маленькие, сопливые, капризные. В-третьих, Андрей, спокойная жизнь не для меня. Я создана для борьбы. В ней и моя любовь, и моя семья, и мои дети.
