Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь - страница 21
Судя по отметкам 13-летнего Николая, ученика пятого класса, учеба шла неровно: средний балл (по совокупности предметов) был три и четыре с минусом; по математике, физике и статистике случались и двойки. Наверное, сказывалось страстное увлечение охотой, потому что в зимние месяцы средний балл был четыре.
Спустя многие годы Николай Михайлович вспоминал о случае с журналом так: «Как-то раз учитель не угодил чем-то воспитанникам шестого класса, и решено было общим советом уничтожить список, в котором ставились отметки. Бросили жребий; исполнение этого „подвига“ выпало на мою долю.
Я тотчас же стащил список и бросил в Днепр, за что меня и моих товарищей посадили в карцер, где держали дня четыре, пока не признается виновный.
После нескольких дней сидения в карцере я пошел к начальству и признался в своей вине; за это постановлено было исключить меня из гимназии. Узнала об этом моя матушка; немедленно приехала в гимназию и просила не исключать ее сына, а хорошенько высечь за сделанную шалость. Меня вздули и оставили в гимназии» (Пржевальский, 1888а, с. 530, 531).
Одигитриевская церковь в начале склона Козловской горы. Смоленск
Николай и Владимир Пржевальские были вольноприходящими учениками и жили в Смоленске. Мать снимала им флигель в доме Шаршавицкого, который находился напротив церкви иконы Божией Матери Одигитрии[84].
При братьях Пржевальских, кроме дядьки Игната, состояла кухарка Анна, сестра няни Макарьевны. Стол и одежда Николая и Владимира были самые скромные и улучшались только тогда, когда приезжала мать, привозившая сыновьям запасы деревенской провизии.
Николай Михайлович писал в воспоминаниях: «В Смоленске мы, два брата, никого не знали, и шагу не пускали нас без дядьки». По мнению его биографа Дубровина, Николай, «имея твердый характер и сосредоточенный в себе самом, неохотно сближался с товарищами и не имел близких друзей, но пользовался всеобщим уважением. Никто, кроме Николая, не заступался за новичков, когда к ним приставали, и никто им не покровительствовал, кроме него. Пржевальский был вожаком своего класса и всегда стоял во главе его» (Дубровин, 1890, с. 12).
Сам путешественник весьма нелестно отзывался о гимназии. «Подбор учителей, за немногими исключениями, был невозможный: они пьяные приходили в класс, бранились с учениками, позволяли себе таскать их за волосы. Вообще, вся тогдашняя система воспитания состояла в запугивании и зубрении от такого-то до такого-то слова». Николай Михайлович писал: «Хотя я и отлично кончил курс в Смоленской гимназии, но скажу по истине, слишком мало вынес оттуда. Значительное число предметов и дурной метод преподавания делали решительно невозможным, даже и при сильном желании, изучить что-либо положительно»[85].
Его брат, Владимир Михайлович, считал, что умственное развитие его и Николая началось после окончания гимназии, подтверждая тем самым мнение брата. Николай Михайлович сохранил добрую память о директоре гимназии Лыкошине[86], помещике Вяземского уезда, как о человеке очень мягком, но мало занимавшемся гимназией (Дубровин, 1890, с. 14); хорошо вспоминал о бывшем директоре П. Д. Шестакове, ставшем позднее (1881) попечителем Казанского учебного округа.
Н. М. Пржевальский с любовью рассказывал о законоучителе священнике Доронине, человеке разумном и добром, о нервном, очень строгом учителе истории Домбровском, способном увлечь учеников своим предметом. Но дал весьма нелицеприятные характеристики Федотову и Соколову, с которыми, по всей видимости, он сталкивался в младших классах. «Федотов, как говорили, бывший вольноотпущенный, который, не взирая на вероисповедания учеников, всех обращал в православие. Во время его класса постоянно человек пятнадцать были на коленях. Но особенно мы боялись инспектора Соколова, усиленно секшего воспитанников „для собственного удовольствия“» (Пржевальский, 1888а, с. 529, 530).