Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь - страница 52
С. Георгиевский утверждал, что он «лично ближе Пржевальского знаком с цивилизацией Европы и побольше его изучал (теоретически и практически) жизнь китайцев (в пределах собственно Китая)». «Никто, – продолжал синолог, – Пржевальского не обвиняет, что он не обогатил этнографию. Обвиняют в том, что он, мало (слишком мало) зная факты и обстоятельства, позволил себе говорить о них категорически и крайне претенциозно».
«Появление рассматриваемой критики на страницах такого журнала, как „Вести Европы“, только и вынудило меня написать настоящее письмо, – отвечал Пржевальский. – Синологи, вероятно, не могут до сих пор себе уяснить практически доказанное, что для успеха дальних путешествий в Центральной Азии необходимы прежде всего кой-какие личные качества самого путешественника, затем вооруженный конвой и научные инструменты, а не китайская грамматика и допотопные китайские описания… Китайский солдат по своей трусости и деморализации никуда не годен как воин… Гораздо лучше, если г. критик вместо непрошеных советов и голословных указаний сам сделает описание доблестей той западной китайской армии, за которую так сильно ратует. На этом полемика с моей стороны прекращается».
Возражения Пржевальского на критику Георгиевского были написаны, вероятно, в более эмоционально сильном ключе, чем опубликованные. Это видно из писем Пржевальского Всеволоду Роборовскому, который относил письма-ответы в редакцию газеты «Новое время» в Москве.
«Дорогой Воля! После твоего отъезда я настрочил полуругательное в газеты письмо, которое теперь и посылаю. Снеси его в редакцию „Нового времени“ и попроси поскорее напечатать. Изменений и выпусков не допускаю. Если будет время, то снеси показать это письмо Фатееву» (29 сентября 1887 г.)[174].
«Дорогой Воля! Прилагаю при сим новое письмо в редакцию „Нового времени“. Отнеси, пожалуйста, его и попроси поскорее напечатать. Изменений никаких не делай. Разве только (и то в самом крайнем случае) если в редакции не захотят в настоящем виде напечатать – измени первую строку и вместо „Назойливость, если не сказать более“ напиши: „Неугомонность г. Георгиевского“… Вот скотина-то злющая!» (29 октября 1887 г.)[175].
Над смягчением выражений, употребляемых в статье, поработал Фатеев, который сначала крепко раскритиковал синолога Георгиевского, назвал его commis voyager's, который сделал себе рекламу на известном имени. «Ведь реклама только тогда и имеет цену, когда удачно пущена!» Но, вступая в полемику с ним, «надо иметь в виду, что выходишь на публичную арену», и поэтому «я, не считая себя редакцией, которой Вы не доверили изменять ничего в Вашей статье, взял на себя смелость кое-где смягчить Ваши выражения». Фатеев уверял Пржевальского, что при этом он не исказил смысла и характера выражений. «Если Вы мне пришлете за мою храбрость головомойку, то объясните, почему Вы недовольны. Мне надо знать Вашу точку зрения, чтобы ‹нрзб.› следовало ли мне поступать так, как сделано, или нет» (24 октября 1887 г.)[176].
Пржевальский согласился с Фатеевым, смягчил некоторые выражения и снова отослал письмо Роборовскому: «Несколько дней тому назад послал тебе заказное письмо с ответом (для напечатания) Георгиевскому. Сегодня только прочел в „Новом времени“ свое второе и последнее по адресу полемщика письмо» (2 ноября 1887 г.)[177]. Не исключено, что Пржевальский прекратил спор, вняв словам Фатеева о том, что «разведение бесполезной полемики, которая ничего не может выяснить, едва ли может назваться занятием, достойным серьезных людей». Такой спор Иоасаф Львович называл «вылущиванием пустых орехов».
Похожие книги
