Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах - страница 22
– Мы ежеминутно играем со смертью, – сказал он, взбалтывая кефир. – Мы просто занимаемся медленным самоубийством, обедая каждый день. Недоваренная и тем более сырая пища плохо усваивается желудком. Очень вредны яйца, если их есть со скорлупой. Фрукты и овощи, вымоченные в растворе сулемы, могут убить на месте. Я просто удивляюсь, как мы до сих пор живы…
Вечером он позвонил мне по телефону:
– Ну, чем занимаешься?
– Да так, – сказал я, – лежу вот с книжечкой на диване.
– У тебя еще хватает мужества лежать на диване? – сказал он. – В то время, как…
Я бросил трубку и остаток вечера простоял босиком на раскаленной электроплитке. А утром повесил на шею две пудовые гири, обсыпал голову содержимым пепельницы и в таком виде отправился на работу.
И снова повстречал его на трамвайной остановке…
– Между прочим, – сказал он, заметив у меня во рту сигарету, – если вдыхать табачный дым, перемешанный с выхлопным газом, ипритом и люизитом…
Я молча опустился на колени и положил голову на прохладную рельсу.
…Кажется, трамвай пришел точно по расписанию.
СЛАГАЕМЫЕ И СУММА
В трамвае было тесно.
– На следующей? – спросил он и довольно чувствительно ткнул меня согнутым пальцем в спину.
Я начал пробиваться к выходу.
– Разрешите! – говорил я.
– Виноват!
– Посторонитесь!
– Извиняюсь!
– Позвольте!
Он не говорил ничего. Он неотступно следовал за мной, дышал в затылок и монотонно простукивал спину – этим острым, нетерпеливым, отвратительным пальцем.
Один раз он нанес мне даже запрещенный удар. В боксе за это судят. Но я стерпел.
«Тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть», – считал я, медленно приходя в бешенство.
Перед выходом он разволновался просто до безобразия. Стучать прекратил, но зато положит мне на шею кулак и стал руководить моим движением, нажимая при этом так, что при выходе мне не понадобилось специально наклонять головы.
Я мужественно засчитал это давление всего за четыре толчка. Итого их получилось сорок восемь.
На тротуаре я распрямил, наконец, плечи и нанес ему удар в солнечное сплетение. Только один. Но в сорок восемь раз сильнее.
ПЕРЕКУР
– Заглянем в ювелирный, – предложила мне жена. – Все равно ведь нам по дороге.
– Жалко бросать, – кивнул я на сигарету. – Только что закурил.
– Ну, так подожди меня на улице, я на минутку.
Я докурил сигарету. Рядом с магазином стояла мусорница. Что-то она мне не понравилась. Я дошел до следующей, на углу. Бросил в нее окурок и вернулся обратно. Потом съел две порции мороженого. Снова закурил.
В этот день я надел новые туфли, и они давили мне ноги.
Я постелил на ступеньку магазина газету и сел.
– Дяденька, вам нехорошо? – спросила меня какаято девочка.
– Спасибо, – сказал я. – Теперь уже лучше.
…Разбудил меня дружинник.
– Гражданин, – вежливо сказал он. – Здесь вам не спальня! В отделение захотели?!
Я извинился и угостил его сигаретой. Сам тоже закурил и стал рассматривать витрины. Витрины были богатые. Золотые часы, цепочки, кольца, браслеты. И все это добро лежало почти на улице, за одним тонким стеклом. А окно, между прочим, такое, что свободно можно въехать на автомобиле. Я даже примерился – смогу ли пройти в него, не нагибая головы.
И увидел рядом с собой милиционера.
– Что, красиво? – сочувственно спросил он.
– Мгу, – промычал я.
– Ну, давай, давай! – сказал милиционер, глядя в сторону. – Проходи, не задерживайся.
Я перешел на другую сторону улицы и начал считать машины. Я подсчитал, что туда прошло 1350 штук, а обратно 2090. Это оказалось работой нелегкой, и я решил, что буду считать только те, на которых есть плакаты: «Многих случаев с детьми могло не быть».