Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах - страница 40
СМОТРИ В КОРЕНЬ
У меня заболел желудок.
А может, и не желудок. Во всяком случае, заболело что-то там, внутри. Закололо и застреляло. Я обратился к врачу.
– Здесь болит? – спросил врач, надавливая куда-то под ложечку.
– Примерно, – скосил глаза я.
– А тут не покалывает? – спросил он.
– До этого покалывало, – припомнил я. – А сейчас как будто перестало.
– М-гу. А сюда не отдает? – надавил он в третьем месте.
Я прислушался и сказал:
– Знаете, доктор, еще вчера не отдавало, а вот сейчас вроде бы есть немножко.
– Ясно, – сказал врач. – Это у вас печень. Надо полечиться.
И я стал лечить печень. Через два дня закололо там, где раньше отдавало, и стало отдавать там, где покалывало.
– Возможно, тут вмещалось сердце, – предположил врач. – Сейчас я вас направлю в другой кабинет.
В другом кабинете меня выслушали, прослушали и сказали:
– Сердце надо поддержать. Сердце, знаете ли, никогда не вредно поддержать.
И я стал лечить сердце. Через три дня застреляло там, где до этого покалывало, а еще раньше отдавало, там, где стреляло, начало отдавать, а где отдавало – посасывать.
– Ну вот, теперь картина полная, – сказал врач, к которому я ходил насчет сердца. – Конечно, сердце надо продолжать лечить, но главная загвоздка и основной очаг – в щитовидной железе. Сейчас я напишу вам направление.
И я стал лечить щитовидную железу. Однако картина оказалась далеко не полной. У меня еще оставались селезенка, желчный пузырь, легкие, почки, двенадцатиперстная кишка, желудок и поджелудочная железа. Как выяснилось, кое-что из этого необходимо было серьезно лечить и кое-что основательно поддержать.
Я завел себе специальную папку для рецептов с отделением для анализов, устроился на легкую работу, сменил квартиру поближе к поликлинике и начал откладывать деньги на инвалидную коляску.
Не знаю, как сложилась бы дальше моя судьба, если бы не случай. Однажды в больнице я обратил внимание на плакат, которого раньше почему-то не замечал. Это была жуткая картина. Прямо «Последний день Помпеи» кисти художника Брюллова. Два упитанных лысых микроба карабкались по штормтрапу к сердцу. Один из них держал на плече здоровенный плотницкий бурав, а другой сжимал в руках кувалду. Третий их коллега с кровожадной улыбкой долбил отбойным молоточком почку. Еще двое деловито перепиливали печень двуручной пилой. А последний из противотанковой пушки расстреливал легкие.
«Как будто с меня срисовали! – горько подумал я. – Эхе-хе! Что есть наша жизнь? Миг единый! Ишь как наворачивают, паразиты!» И вдруг я увидел зуб. Самый обыкновенный коренной зуб. Он был нарисован в дальнем углу, и от него шли подстрекательные стрелки ко всем разрушаемым объектам. «Так вот в чем дело! – догадался я. – Вот где зарыта собака!» И я шагнул в зубной кабинет.
– Доктор, – сказал я, – выдерните мне зуб.
– Который? – спросил доктор.
– Какая разница! – махнул рукой я. – Рвите хотя бы этот. Он все равно в сторону смотрит.
Доктор поковырялся у меня в зубах и сказал:
– Вырвать – не секрет. А вот мы его полечим.
– Ну уж нет, дорогой товарищ! – решительно возразил я. – Не выйдет! Или рвите, или я сам его выбью… Кирпичом.
Доктор пожал плечами и вырвал зуб.
Я поблагодарил его, вышел из больницы и, шумно вздохнув, далеко в кусты зашвырнул папку для рецептов с отделением для анализов.
ПЕЧАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
Ночью Сидоренке приснился сон: по бесконечному болоту сами собой шли резиновые сапоги. Они шли, совсем не вязли и не оставляли следа.