– Ох, и противный он будет без волос, – хихикнул Игорь Трущеткин. – Ада его наверняка бросит.
– Слушай ты, плешивый! – угрожающе сказал Миша Побойник. – Что ты лезешь судить о вещах, в которых не смыслишь?!
– Сволочи! – обиженно сказал Рецептер. – Питекантропы! Уголовники!
Тут мы схватили его за плечи, подвели к двери и заставили вслух прочесть положение о штрафах. Мы крепко держали Рецептера. Ему пришлось выложить двугривенный.
Скоро по общежитию распространился слух, что в комнате 232 можно курить, ругаться и даже лежать на кроватях – за плату. К нам потянулись любопытные. Сначала они курили, потом расплачивались, потом начинали ругать нас. Совершенно искренне. И довольно энергично.
Мы вынуждены были дописать в прейскурант два пункта: за тушение окурков в обеденной посуде и нанесение обитателям комнаты оскорбления действием.
Самым прибыльным посетителем был кочегар дядя Граня. Он приходил, выкладывал на стол целковый и крыл нас на все, без сдачи. Напоследок дядя Граня еще плевал на пол за особую плату.
Через месяц, в день рождения Жоры Виноградова, мы разбили копилку. В ней оказалось 34 рубля 65 копеек, три пластмассовые пуговицы и одна металлическая шайба. На всю сумму мы купили вина и закусок. В этот день курили в комнате, не очень следили за чистотой своей речи и даже лежали на постели в ботинках.
Наутро снова повесили прейскурант. Карающие ставки увеличили вдвое.
СКРЫТЫЕ РЕЗЕРВЫ
– Эй вы, пиджаки! – сказал Яшкин, заявившись утром на работу. – Слыхали сенсационную новость? Я вчера Машкина в шахматы
прибил!
– Врешь! – не поверили мы. Зав. отделом Машкин был у нас чемпионом всего четвертого этажа, включая лестничную площадку, на которой временно размещался отдел изысканий.
– Прибил, прибил, – самодовольно ухмыльнулся Яшкин. – Поставил ему, голубчику, детский мат.
– Что за шуточки! – сказал пораженный Мишкин. – Ты же, кроме преферанса, ни во что не играешь.
– Дело мастера боится! – развязно заявил Яшкин. Мы все-таки не поверили и всем коллективом пошли к Машкину за подтверждением.
– Обыграл, – развел руками Машкин. – Я, знаете, сам не ожидал. Сел за доску, думаю, – разомнусь маленько. Вдруг чувствую – тиски!.. По-моему, у него способности.
– У кого? – спросил Гришкин. – У этого трепача?!
– Ну, почему трепача, – сказал деликатный Машкин.
– Трепач и есть! – безжалостно повторил Гришкин. – Вы, Пал Сергеич, не расстраивайтесь. Вызовите его на матчреванш. Это же случайность.
Однако на другой день Яшкин потряс всех новым сообщением.
– Вчера прибил Поликарпыча, – сказал он и почемуто задумчиво добавил: – Вот так вот…
Мы повскакивали с мест.
Главный инженер проекта Кирилл Иванович Поликарпов возглавлял сборную нашего института, сам играл на первой доске и уже восемь лет являлся членом правления городской секции шахматистов.
– Может, он больной был? – ошеломленно спросил Мишкин.
– Да нет, вроде здоровый, – сказал Яшкин. – Я к нему когда зашел, они как раз с Зейцем из сметного на пальцах тянулись. Поспорили на бутылку коньяку – кто кого. Зейц свободной рукой за сейф схватился, так Поликарпыч его вместе с сейфом утянул…
К Поликарпычу мы справляться не пошли. Не решились. Зато в обеденный перерыв подсмотрели любопытную сцену. Поликарпыч, загнав в угол нашего зава Машкина, тряс у него перед носом каким-то листочком и бубнил:
– Я дома партию проанализировал, понял? До полночи сидел… Все верно, просчета нет.
