Топот все ближе, она прячется в правом угол у двери, чтобы ее не было видно. Тонкая фланелевая ткань не защищает от холода склизкой стены, лисята возмущенно пищат, сворачиваясь в клубки. Эту пижаму ей подарила Альфира просто так, она как-то зашла в Детский мир, где любила покупать какую-нибудь дичь для братьев и увидела белую пижаму с необычно серьезными лисятами, сбивавшими подушки и застилавшими простыни для младших братьев и сестер, резвившихся на штанинах. Юля не возмущалась, привыкнув к причудам подруги, особенно пижама не понравилась матери, поэтому Юля надевала ее чаще всего. Лисята спрятались под кроватями, забаррикадировавшись подушками и одеялами, и больше не пищали. Внезапно загорелся яркий свет, а в голове зашумело, как после удара.
Придя в себя, Юля поняла, что находится в камере. Она была точно такой же, как в фильмах, потолок только слишком низкий, даже она смогла бы в невысоком прыжке достать до него. Тяжело же здесь было бы Максиму или его другану Сереге. Юля представила брата и его друга сердцееда, игривые попытки которого она отшила при первом знакомстве, и ей стало немного смешно. И не потому, что их заперли в эту камеру, а потому, как бы они здесь ходили, боясь лишний раз поднять голову, чтобы не чиркнуть макушкой о заплесневевший потолок. Стало легче, и топот сапог куда-то исчез, осталась гнетущая тишина и раздражающий зуммер от напряженных ламп дневного света. И почему их так называют, в этом жестком белом свете не было ничего естественного, в морге и то, наверное, приятнее.
Лязгнула задвижка, и открылось смотровое окно. Кто-то смотрел в камеру, искал ее. Юле стало страшно, а из ведра-параши так завоняло, что стало тошнить до рези в пищеводе и горле. Она стала кашлять, еле сдерживая рвущуюся из пустого желудка желчь.
– Подойди ко мне, не имеет смысла прятаться, – позвал ее тихий женский голос. Когда-то он был приятным, немного низкий для девушки, обволакивающий и манящий, Юля завидовала таким девушкам, считая свой голос слишком тонким и детским. Теперь голос стал глухим и сиплым, наверное, так начинают разговаривать все, кто долгое время живет под землей в каменном мешке. – Не бойся, меня не надо бояться.
Юля, медленно передвигая ноги, подошла к окошку. В узкой щели она увидела бледное лицо и внимательные грустные глаза. Они ей показались очень знакомыми, как и лицо женщины. Нет, девушки, Юля видела, что она была еще молода, лет на пять или чуть больше старше ее, но бледность, усталость, а, главное, жуткие шрамы на лысой голове, едва затянувшиеся, необработанные, безумно старили ее. Глаза смотрели с сочувствием и улыбкой, как улыбаются собрату по несчастью. Черные круги, усталые веки и сиплое дыхание человека, которому не хватает воздуха. Юля открыла рот, чтобы назвать имя, но оно застыло на губах, свинцовыми литерами опадая на бетонный пол.
– Меня зовут Сабина. У меня мало времени, у тебя его больше нет. Запомни – ты уже ничего не сможешь изменить, но знай, что это ловушка. Не верь никому, кроме друзей, твоих настоящих друзей. Если что-то тебе кажется очевидным, то это ложь, ловушка. Вы найдете Алису, потом и меня. Здесь нет ваших врагов – они направляют вас, они будут помогать вам, но я не знаю кто они. Если ты не сделаешь того, что от тебя хотят, те, кого ты больше всего любишь, умрут. И это будет уже скоро, чтобы ты не сомневалась.
