Никон (сборник) - страница 16



– В каком часу прислать-то? – спросил князь.

– А с утра и пришли. Теперь откладывать некогда. Теплынь. Ты-то посадил дыни?

– Пока нет. Мороз как бы не стукнул.

– Земля хорошо прогрелась, – сказал Алексей Михайлович и снова пошел на свое место молиться.

Человек, с которым так по-житейски говорил царь, появился при дворе сразу после московского гиля, когда разорвали Плещеева и когда царь вымаливал и вымолил у толпы жизнь своего наставника и тогдашнего правителя Бориса Ивановича Морозова. Это был князь Софроний Алексеевич Долгорукий. Софронием он писался, но все звали его Юрием по домашнему прозвищу, от сглаза.

Князь Долгорукий вел свой род от Ольговичей, князей чернигово-северских, от которых произошли также Одоевские, Воротынские, Мосальские, Звенигородские, Елецкие, Мезецкие. В XV веке Долгорукие совершенно захудали и объявились только при Иване Грозном. Однако злой рок витал над этим семейством. Князь Тимофей Иванович был воеводой во время Ливонской войны, но умер не от ран, а вдруг, как подрезали. Его внучка была венчана с царем Михаилом, но умерла через три месяца после свадьбы.

Сам Юрий Алексеевич происходил из Чертенят. Дед его, Григорий, которому быстро сгоревшая царица приходилась родной племянницей, имел прозвище Черт. Больших чинов он не достиг, и сын его Алексей служил воеводою: в Серпухове, в Коломне, в Брянске, Свияжске.

Что же до князя Софрония-Юрия Алексеевича, то его служба протекала в полках. Служил в Туле у Ивана Борисовича Черкасского, потом у Якова Куденетовича Черкасского. Был и сам воеводой в городе Веневе. При коронации государя смотрел за Прямым столом, потом служил в Мценске в полку Алексея Никитича Трубецкого, был воеводой в Путивле. Но после Московского мятежа 1648 года стольник князь Юрий Алексеевич Долгорукий получил в управление Приказ сыскных дел и оказался столь расторопен и столь государю полезен, что вскоре был пожалован боярством и званием дворецкого. Не обошлось тут, разумеется, и без родственных связей. Юрий Алексеевич в жены взял Елену Васильевну Морозову, которая Борису Ивановичу Морозову приходилась теткой.

Что же до сладких пудовых дынь, то выращивали их и государь, и князь Юрий Алексеевич на землях, которые совсем еще недавно принадлежали иным хозяевам, людям с именами и родословной.

Тем-то и угодил Долгорукий царю, что, получив Сыскной приказ, сыскал для царя то, что было ему дорого и любо и на что у самого решимости никогда не хватило бы.

Царь Алексей Михайлович заплатил за спасение жизни Бориса Ивановича Морозова властью – всю отдал, не дрогнув, хозяевам прежнего царствования – Шереметевым и Черкасским.

Яков Куденетович Черкасский забрал себе под руку приказы Большой казны, Стрелецкий, Иноземного строя, а на должность начальника сыска по государеву слову посадил своего человека, Волконского, известного в Москве по прозвищу Мерин. У раздачи денег стал Борис Петрович Шереметев. Казанским дворцом и Сибирским приказом отныне ведал князь Алексей Мышецкий. Владимирский судный приказ, где судились бояре, окольничие и думные дворяне, получил Василий Борисович Шереметев. А для того чтобы навсегда покончить с Морозовым, Яков Куденетович разыграл комедию, которая одному бедняге стоила жизни. На взмыленной лошади прискакал Черкасский в Кремль и сообщил государю весть о мятеже. Дворовый человек мурзы Юсупова, Любимка, сказал слово и дело о том, что люди Морозова распускают по Москве непригожие слухи о царе: дескать, царь подметный!