Вероятно, я была вполне себе послушной девочкой да, к тому же, ещё и умной, потому что Волшебник привёл железные аргументы в пользу «удобства». И я решила быть удобной. ПопервОй у меня не очень получалось быть совсем удобной. Я засыпала в троллейбусе, и папе приходилось меня нести на руках до дома. Но лет мне было пять, и это выглядело вполне прилично.
Да, чуть не забыла! Я решила взять на себя двойное обязательство, поставить сверх-цель и стать не только удобной, но и приличной. Так как я не очень понимала – как это, то возникали трудности, казусы и непредвиденные ситуации.
Чуть позже я научилась просыпаться в троллейбусе и в любом общественном транспорте за остановку до нужной и выходить своими ногами на гостеприимную землю. К двадцати годам я усовершенствовала своё мастерство до десяти-двадцати минут дневного сна в немешающей окружающим меня людям позе. Стоя, сидя… Я могла выспаться быстро и качественно, я становилась супер-солдатом, готовым прийти на помощь, встрепенувшись ото сна.
Следующим моим достижение стала неприхотливость в еде. Интересное слово не-при-хотеть. Означает – нет хотения к еде. Посадили за стол, сказали есть щи с хлебом и докторской колбасой (так сытнее), берёшь ложку и ешь. Почему щи в семь утра, зачем сытнее? Такие вопросы даже не возникают в голове у удобного ребенка. Он рад, потому что мама рада: «Ребенок сыт и доволен, значит она свой материнский долг выполнила исправно».
Косячить я начинала в играх: здесь быть удобной никак не получалось. Я легко завязывала свои короткие волосы в хвост на макушке фиолетовым бантом и, распустив ленты по бокам головы словно длинные волосы, начинала самозабвенно петь песни горячо любимой Аллы Пугачевой. Скакалка для прыжков служила мне микрофоном, а если я хотела пошиковать, то украшала себя кружевной накидкой для подушки. Были в советские времена такие в каждом доме.
Я могла придумать любую игру, мне не было скучно с самой собой. Я была актрисой театра, мамой со множеством дочек – куклы были моей сумасшедшей любовью. Я совсем не умела обижаться, не умела настаивать на своих правилах в играх, я хотела, чтобы СО МНОЙ ИГРАЛИ. Я очень хотела БЫТЬ СВОЕЙ. Так как во дворе дети были старше меня, то чтобы БЫТЬ СВОЕЙ, нужно было принимать правила игры.
Помните такую завлекалочку: ребенок складывал пальцы руки в кулак, выставив большой палец вверх, и громко зазывал: «Кто будет играть в интересную игру, а в какую – не скажу?!» Желающие играть в неведомую игру бежали со всех концов двора и хватали его большой выставленный палец в свой кулак и так до тех пор, пока собиралась вся группа заинтересованных в игре лиц. Потом кричавший как мартовский кот организатор игры объявлял, во что сейчас предстоит играть купившимся на рекламу игрокам, после чего начиналась игра, а недовольные предложенной игрой с кислыми лицами, на которых было написано вселенское разочарование, разбредались по двору.
Я не помню себя разбредавшейся, я была за любой коллективный кипеш (разг. – шум, суета, суматоха, переполох). Позже я назвала это состояние «эффект спаниеля». Неоднократно наблюдала, как пёс породы русский спаниель, вылетая из подъезда, разрывался на несколько частей в желании бежать к тополю и поднять на него ногу, в блаженстве расслабившись после ночи терпения, побежать за кошкой и загнать её на дерево, присоединиться к играющим и шумящим детям. Глаза спаниеля Тишки были наполнены вопросами: «Как же всё успеть и ни от чего не отказаться?».
