Нищенка. Мулла-бабай (сборник) - страница 33

– Не надо, милый!..

В ту же минуту из-за занавески послышался хохот, и она не смогла повторить свою просьбу. Через четверть часа в дворницкой слышался лишь горький, неутешный плач. Это были последние слёзы прежней Сагадат, оплакивающей потерянные надежды, утраченные сокровища души. Слёзы эти лечили открытую кровоточащую рану, только что нанесённую ей.

Послышались звонкие поцелуи, потом дверь открылась и те пары ушли. Сагадат быстро поднялась с саке, откинула занавеску и, как безумная, бросилась на Габдуллу, обхватила руками его голову и, жадно впившись ему в губы, замерла в долгом поцелуе.

Габдулла даже растерялся от неожиданности, забыл о деньгах, которые приготовил для неё. Поцелуй совершенно лишил его равновесия, теперь он сам был в том же состоянии, что и Сагадат. Она же схватила бешмет, распахнула дверь и выскочила во двор. Луна выкатилась из-за тучи и залила её лучами. Сагадат подняла голову. Луна, казалось, говорила ей: «Пока ты была там, я стеснялась показываться на люди, а теперь ты вышла, и я здесь». А лунная Зухра будто кричала: «Ах, Сагадат! Бедная, бедная Сагадат!»

Откуда-то донёсся голос отца: «О Аллах, дай ей сил выстоять!»

И луна казалась обиженной на Сагадат, и снег, громко скрипя под ногами, будто спешил оповестить весь мир, чем занималась она в дворницкой. Эти мысли и переживания вызвали новые потоки слёз. Сагадат быстрыми шагами направилась к воротам, поправляя на ходу платок. У ворот в углу одна из давешних девиц стояла с дворником. Дворник открыл Сагадат ворота и, увидев в свете луны её заплаканное лицо, проговорил:

– Ну, тут всё ясно!

Его замечание резануло слух девушки. В голосе дворника явно слышалась издёвка. Эти слова напомнили Сагадат, что она теперь ничем не лучше стоявшей рядом девицы, которая доступна была всем – и баю, и дворнику, и полицейскому.

Снова вспомнились родители. Мама, казалось, причитала, качая головой: «Ах, Сагадат! Ах, детка моя!..», а отец говорил: «Дочка, дочка! Я умираю, почитай мне Коран!» И вслед за этим: «О Аллах, дай ей силы выстоять!» Сагадат, словно приходя в себя после тяжёлого сна, понимала, какая беда случилась. Что же теперь с ней будет, что ждёт её впереди. Она снова залилась неутешными слезами.

Навстречу ей шли люди, и казалось, каждый знал, где она была, и спрашивал: «Что же ты натворила?!» Впереди показалась казарма. Увидев её огоньки, Сагадат опять ощутила, что уже перестала быть прежней Сагадат, и снова заплакала. Она плакала, с трудом представляя, как сможет войти в казарму, какими глазами посмотрит на людей – старых нищенок, на старика, который так добр к ней. Что ответит на расспросы Зухры…

Поняв, что пока не высохнут слёзы, она не сможет войти внутрь, Сагадат прислонилась к какому-то забору и подняла глаза к небу. Луна по-прежнему будто осуждала её, звёзды смотрели печально, порывистый ветер обдавал холодом и, разгоняя слёзы по лицу, стал их морозить. Ветер продувал Сагадат насквозь, она долго мёрзла у забора, потом потихоньку двинулась к казарме.

Вошла во двор, дрожа от холода и душевных мук. Зубы стучали, из глаз катились горестные слёзы. Тихонько встала на ступеньку, лестница под ней заскрипела. Сагадат услышала в этом скрипе жалобу: «Грешниц, как ты, я не в силах выдержать». Сагадат невольно отступила назад. Постояв немного, стала подниматься. Она представила себе обитателей казармы и поняла, что в таком виде не может показаться им на глаза. Ветер между тем усиливался и завывал всё громче.