Сначала я подумал, что в комоде лежит фаллоимитатор – уж больно форма была подходящая. Но, приглядевшись, понял, что это моржовый клык. Хотя, честно говоря, и для непотребных целей сгодился бы. Внутри комода – тряпки, одежда, полотенца и прочая мелочёвка. Вот серебряный крестик – непонятно чей, ведь хоронят-то нынче с ним. Ещё нашёл что-то с кружевами, но брать побрезговал. В глубине ящика попались мамины записи. Почерк у неё красивый, округлый, но чертовски сложный для понимания. «Казённый сбор – два рубля с души», – только и смог разобрать. Это я должен платить, или мне? Наверное, я. Лежит и список двухгодичной давности, по которому вижу, что душ было сто семь, а сейчас – девяносто девять. Надо бы Тимоху дождаться, разобраться.
Вот ещё: покупка хлеба – 1200 рублей, итого на одну семью тридцать рублей, примерно. Я, что ли, покупать должен? О, как я тут выживу?! Расстроенный, сажусь на мамину кровать и смотрю в окно, сдвинув пыльную штору. А там кино поинтереснее: моя “картофелесажалка” марки Ефросинья закончила движение задом ко мне и, почти уперевшись попой в стекло, развернулась лицом. Меня не замечает, так как в окошко не смотрит, а мне её тугая титька, почти выскользнувшая из платья, хорошо видна! Зашевелился червячок сомнения: а по назначению ли я использую Фросю? И так, надо сказать, прилично зашевелился. Ничего, никуда девка от меня не денется. Пойду в отцову комнату, там посмотрю.
У отца захламлено, примерно так же, как у моего родного бати в его сарайке. Жуть. Тут и ковер, сразу видно, негодный – дырка на дырке, и что-то вроде удочек, и сеть, запутанная, рыбацкая. Батя рыбак был? Ого! А эти монструозные доспехи похожи на панцирь! Откуда они? Из цельного листа железа, мне велики. А это что? Лампа Аладдина? Нет просто кувшин красивый, восточный. Трофей, возможно. Сабля! Барабан! Сука, а щенка нет, продал я его! Сабля богатая, с каменьями какими-то красноватыми. Надо у Тимохи спросить. Может, он разбирается в камнях?
– Барин, снедать будете? – заглянула чумазая молодуха из моей дворни.
Интересно, а я её того… или нет? Некрасивая она на мордашку.
– Буду, накрывай! – неожиданно я понял, что кашкой с утра не наелся.
На обед были: суп гороховый, каша пшенная, кролик тушёный (или заяц это?) Неизменные пироги с разной начинкой, соленья. Хотя, откуда грузди – непонятно! Прошлогодние, не иначе.
Матрена морды своей виноватой не кажет. Да и виновной себя не считает, уверен.
Бормочу про себя молитву. Уже привык по поводу и без повода крест на себя накладывать да “Отче наш” читать.
– Готово, барин! Яблоко это чертово закопала, как вы и велели! – слышу звонкий голосок Фроси.
– Руки мой и садить со мной обедать! Еще тебе задание дам, – командую я.
Матрены, слава богу, нет, возразить некому.
– Благодарствую, – и не думает отказываться девушка.
– Что, пойдешь ко мне в дворню? – предлагаю я ей.
– Пойду, коли прикажешь, а что делать-то надоть? – простодушно спрашивает милаха.
– Постель греть да в бане спинку тереть, – шучу я.
Ложка супа застывает на лету, а в голубых глазах появляются слезы.
– Что ж так, я тебе не нравлюсь? – неожиданно злюсь я.
– Да меня потом замуж никто не возьмёт! – сквозь прорывающееся рыдание говорит Фрося.
– Ну и хорошо! А зачем тебе замуж? Что бы муж бил и заставлял работать? – пытаюсь разобраться в местной жизни я.
