Нить жизни. Роман - страница 2

На второй день после родов, вечером, меня приходил навестить мой муж. Наша палата находилась на первом этаже, что позволяло удобно разговаривать через приоткрытое окно. Лицо у Александра было отягощенным. Трудно было прочесть по нему оттенки эмоций, которые он испытывал, но было понятно, что ему тяжело и что он небезразличен к ситуации. Мы разговаривали недолго, я ощутила, что хочу простить Александру тот недавний разговор о его нежелании иметь ребенка, и забыть об этом, потому что очень была нужна опора в нем как в близком человеке и отце нашего мальчика. Уходя, Александр пообещал навещать меня так часто, как позволят занятия в институте.

Детский врач в следующие дни уже не проходил мимо меня молча, произнося несколько слов о состоянии ребенка, которое еще не имело стабильного характера. Каждой ночью я мысленно относила горящие коконы своему сыну. У меня появилось молоко, опытная медсестра помогла его сцедить и велела сцеживать каждый раз, когда другим мамам приносили на кормление детей. Так прошла неделя.

Однажды, когда я ходила взад-вперед по коридору рядом со своей палатой, чтобы понаблюдать, кто выходит и заходит в детское отделение, то увидела, как открылась дверь, и на пороге появилась медсестра, о чем-то тихо разговаривая с санитаркой. Они обе на меня посмотрели, и я, воспользовавшись их вниманием и, поборов свой страх перед тем, что мне откажут, быстро подошла к медсестре и попросила разрешения посмотреть на ребенка, которого не видела ни разу с момента рождения. Медсестра была невысокой, худенькой, с простым лицом крестьянки, привыкшей к нелегкому труду и с очень светлыми, буквально родниковыми глазами. Видимо, таков был отпечаток на внешности от ее работы. Она, вопреки ожиданию, быстро согласилась выполнить мою просьбу и повела за собой. У меня встал ком в горле от такого проявления доброты, мешая вымолвить слова благодарности. В отдельном боксе, куда меня завели, было трое детей, двое лежали в обычных детских подставках-лотках, как это принято для новорожденных и один – мой, в кувезе. Я подошла к кувезу и стала жадно, в то же время с надеждой, вглядываться в того крошечного человечка, который лежал за прозрачными пластиковыми стенками с открывающимися отверстиями для рук. Медсестра тоже подошла к кувезу, через круглое отверстие поправила пеленку на мальчике, из которой все время пыталась высунуться крошечная ножка с пальчиками в виде бисеринок. На мой вопрос о том, выживет ли ребенок, медсестра спокойно ответила, что сейчас ему гораздо лучше, что он любит покушать – я посмотрела при этом на прозрачную трубочку-зонд, прикрепленную пластырем к щечке, через которую по капелькам через нос поступало молоко. Медсестра добавила еще, что в ее позапрошлое дежурство ребенок был очень плох, синел ночью из-за судорог, но теперь, бог даст, выживет. Я смотрела на своего ребенка, мысленно желала ему становиться сильнее, быстрее расти, чтобы не было проблем с самостоятельным дыханием и чтобы не было больше судорог. Мне очень хотелось передать сыну свое чувство веры в его полное выздоровление, чтобы он через мою поддержку ощутил, что иначе и быть не может. Стоя возле ребенка, я не нервничала и не расстраивалась, а только всей силой воли желала ему быстрее стать здоровым.

Понимая, что мне нельзя здесь находиться долго, чтобы не подвести медсестру, я поблагодарила ее, взглянула еще раз на кувез с мальчиком и, пока шла по коридору, думала, что в правильном направлении посылала ночью свои светящиеся коконы – ребенок лежал там, где я это себе представляла. То, что я своими глазами увидела ребенка, прибавило мне оптимизма. Я чувствовала, что мне надо быть стойкой и бороться за здоровье своего ребенка, выполнять максимально все, что скажут врачи.