«Алея, посмотри на меня», – сказал он тихо, но так, чтобы она услышала сквозь слезы. «Я тоже потерял здесь самое дорогое. Моего брата. Моего Адама. Его могила там, под пальмой в оазисе. Камень, который я положил… Он останется здесь, как и твои родители. Навсегда частью этой земли».
Он сжал её руки сильнее. «Но мы – живые. И мы несём их с собой здесь», – он приложил руку к её груди, над сердцем, потом к своей. «Уйти отсюда – не значит предать их память. Это значит… дать им место в новой жизни. Той жизни, о которой мечтал Адам. О которой мечтаем мы с тобой. О доме. О таверне. О…» – он запнулся, глядя ей в глаза, – «…о семье. Разве они не хотели бы этого для тебя? Разве мой брат не хотел бы, чтобы я был счастлив?»
Слезы снова потекли по щекам Алеи, но в её взгляде появилась неуверенная надежда, трещина в стене отчаяния. Габид обнял её, прижал к себе, чувствуя, как она цепляется за него, как тонет в его уверенности.
– «Мы уходим вместе, Алея. Не в бегство. В будущее. И мы возьмём их с собой. Они в нашей памяти навсегда», – прошептал он ей в волосы.
Она кивнула, уткнувшись лицом в его плечо, не в силах говорить. Но её руки обняли его в ответ – слабо, но это был ответ.
Караван словно огромный, неторопливый зверь, потянулся в путь. Верблюды мерно покачивались под грузом, колеса скрипели на песке. Габид помог Алее устроиться в повозке, их пальцы сплелись – тихий знак принятого решения. Он оглянулся на уменьшающийся вдалеке оазис. Там оставалось его прошлое, его боль. И там же, под пальмой, лежал Адам. Прощай, брат.
Его мысли прервал возбуждённый шёпот и возня рядом. Бака, перебегая от одного верблюда к другому, пытался протиснуться к старшему караванщику, который ехал впереди на своём выносливом красавце.
– «Эй, старший! Эй, послушай!» – Бака, запыхавшись, поравнялся с верблюдом, тыча в сторону караванщика маленьким свёртком. – «Держи! На удачу пути! Самое ценное! Тенембра! Сила пустыни! Грамм дороже золота!»
Старший караванщик, устало щурясь от восходящего солнца, бросил беглый взгляд на старика и его свёрток, больше похожий на пучок сушёного бурьяна.
«Отстань, дед, – буркнул он, махнув рукой, словно отмахиваясь от мухи. – Не до твоих кореньев сейчас. Вали отсюда! Куда подальше! И верблюда не пугай!»
Бака отпрянул, обиженно надув губы, но свёрток прижал к груди ещё крепче. «Фентиперсовые все! Не понимают настоящего богатства!» – проворчал он, плюнув в песок, и поплёлся к своей повозке, время от времени украдкой поглядывая на спрятанное сокровище. Его «золото» было при нем. А мечта о признании – пока оставалась такой же призрачной, как и сам оазис, таявший в золотой дымке марева.
Габид вздохнул, глядя на спину старшего и на сутулящуюся фигурку Баки. Путь был долгим. Но они двигались вперёд. Вместе. И это было главное.
“Начало нового”
Прошёл месяц и караван наконец достиг небольшой деревушки, расположенной у подножия гор, отделяющих пустыню из которой они пришли и это живописное место, с зелёными полями и свежими источниками.
Габид с Алеей оглянувшись друг на друга сразу же поняли, что это их остановка. Собрав вещи они попрощались с караваном, который как будто стал для них семьёй и отправились вверх по тропинке ведущей в деревню. Чудак Бака кричал им вслед что– то неразборчивое, но это определённо были добрые пожелания и напутствия.
Тропинка с обеих сторон была уставлена булыжниками, а впереди виднелась деревянная стена из подобия частокола с арочными вратами по центру, над ними возвышалась величественная надпись «Подножный Луг». Название действительно оправдывало местные пейзажи, деревня была словно одна большая клумба, вокруг цвели растения, цветы и ягоды. Даже крыши некоторых домиков были устелены сочной травой. Они вышли на главную площадь, которую украшал большой старый фонтан, вокруг него располагались местные торговые лавки, в одной варили отвары и продавали травы от разных недугов, в другом работали швеи, а с другой стороны от фонтана стояла кузница, от которой веяло жаром за версту.
