– Стой, куда же ты, мудила?!
Все были заняты. Они сидели, пиздили и тусовались.
Мы шли по кривым московским улочкам. Нефедыч, Джеф и Мулька впереди, а я с Радедормом чуть поодаль.
– Ты сам этого хочешь? – В тоне Радедорма не было ничего назидательного, усталые слова нехотя извлекались из глотки, словно ему каждый день приходилось просвещать наркоманов-новичков.
– Ну, да. Хотелось бы попробовать. – Непонятно зачем упорствовал я. – Только…
– Да ты говори, не стремайся…
– Я слушал, что первую порцию бесплатно, а когда втянешься…
– Пионер!.. – Заухмылялся Радедорм. – Ты начитался брошюрок про западных торчков? Да? Так это там и с гариком.
– Кто это, Гарик?
– Героин. Он же диацетилморфин. На него подсесть как не хуй делать. Это ж опиат.
Мулька, она не такая…
– Мулька? Это та герла?
– Не-е!.. – Наркотический смех стал громче и раскатистее. – Ее погоняло от мульки и пошло. Очень она ее любит.
– А цена-то?
– Шесть-восемь копеек.
– И все?!
– Все!
Несколько минут я переваривал услышанное. Нет, тут должен быть какой-нибудь подвох. Может сам укол дорого стоит? Но спросил я совсем не это:
– Но привыкнуть-то можно?
– Если очень постараться, то можно все! Мулька, это такая поебень, которая не входит в обмен веществ. Ты тащишься и все. А отходняк – как похмелье после стакана портвея.
– Кайф-то какой?
– М-м-м… Словами это не передать.
– Ну, на что похоже?
– Примерно, как кофе обпился… Только еще концентрированнее.
Кофе? Портвейн? Вещи знакомые и приятные. Эти названия убаюкивали и возбуждали одновременно. Видать есть что-то в этой мульке, не за просто хуй вся эта кодла ею балуется…
– Кто в драгу пойдет?
Джеф и компания стояли возле аптеки и поджидали нас. Мулька повернулась ко мне и ласково так, мяконько прощебетала:
– Может ты?..
– Точно! – Поддержал Радедорм, – Ты вида не стремного. Не засветился пока. Давай!
На каком-то странном автопилоте я кивнул и пошел в аптеку.
– Стой! Чего брать-то знаешь?
– Мульку…
– Ага. Этот джеф у нас мулькой зовется… – Хмыкнул Нефедыч и я понял, что не хочу узнавать его ближе.
– Идешь в хэндовый отдел, ручной, спрашиваешь: эфедрин есть? Тебе говорят 2-х и 3-х процентный. Ты берешь два пузырька трехпроцентного. Это 16 копеек. Понял? Прайсы есть?
– Понял. Есть.
В аптеке оказалось совсем не страшно. Мне без лишних слов выдали три пузырька. Один я заныкал, так, на всякий случай, а два других зажал в потеющей ладони и вынес в вечереющий город.
– О, ништяк! – Обрадовались наркоманы.
– Где забодяжим? – Полюбопытствовал Джеф.
Радедорм заныкал пузырьки в тусовку и почесал бороду:
– В парадняке.
И повел дворами, точно зная конечный пункт маршрута. Им оказался старинный четырех– или пятиэтажный домина с черной лестницей. На ней-то мы и расположились.
– У кого стрем-пакет? – Шепнул Радедорм. С каждым вздохом вокруг меня сгущалась атмосфера романтического делания чего-то противозаконного, но приятного, как ебля…
Все делал только сам Радедорм. Он расстелил на ступеньке газету, извлек пузырьки с оранжевыми этикетками, зубами сковырнул с них жестяные колпачки. Откупорил, положив серые резиновые пробочки перед каждым из пузырьков. Потом на свет появился еще одна аптечная склянка, из которой в выемки пробочек были насыпаны горки черно-красных кристаллов.
– Что это? – Тихо, как мог, спросил я.
– Марганцовка.
В руке Радедорма появился небольшой шприц и мерзавчик. От бутылки воняло уксусом. Он-то и наполнил шприц до краев. Радедорм осторожно влил в каждый из пузырьков эфедрина по половине шприца. Затем произошло странное. Взяв пробочку с марганцовкой, Радедорм вывалил ее содержимое в эфедрин и ею же закупорил! Прозрачная жидкость немедленно стала густо-фиолетовой. Такая же участь постигла и второй пузырек.
