Низвергая сильных и вознося смиренных. Kyrie Eleison - страница 22



– Полно, Ваше Святейшество, откуда такие страхи? Неужели вы думаете, что мы столкнём вас со стены на глазах у всего Рима?

Логика в этих словах, безусловно, присутствовала, и папа разрешил слуге подвести себя к парапету стены. В то же мгновение послышались многочисленные приветственные крики горожан и паломников, собравшихся подле башни и ведущего к ней мосту Элия. Всех их сегодня растревожили слухи о попытке покушения на римского епископа, и они жаждали увидеть его целым и невредимым под охраной своей благословенной спасительницы.

– Так вот для чего я вам понадобился. Хитро, я всегда знал, что вы хитрая бестия, – сказал папа и уже хотел было спуститься прочь.

– Ваше Святейшество, народ Рима ждёт вашего благословения. Наши отношения никуда не денутся, но при чём здесь ваша паства, жаждущая благодати от вас? Неужели все эти люди, пришедшие сюда справиться о вашей судьбе, не заслужили подобного?

Иоанн, скрепя сердце, вынужден был согласиться с доводами сенатриссы. Папа трижды осенил толпу крестным знамением и трижды поклонился своей участливой пастве. Новые крики граждан слились в один неразличимый по содержанию, но явственный в своей радости гул. Взгляд папы скользил по толпе, по лавкам торговцев-иудеев на мосту Элия, по пролётам самого моста, на котором семь веков спустя будет казнена красавица Беатриче8, дальний потомок его рода, убившая отца в отместку за собственное изнасилование им. Ещё одна невероятная закольцовка фамильной судьбы, которыми так славен Рим!

– А что, если я сейчас сделаю шаг вперёд? – как бы размышляя сам с собой, вслух произнёс вдруг папа.

– Тогда вы станете первым папой-самоубийцей, что не принесёт ничего хорошего ни лично вам, ни авторитету Святой Церкви, о котором вы так страстно печётесь. Но спасибо за предупреждение, на всякий случай отойду-ка я от вас подальше, во избежание нелепых подозрений. Захочется прыгать – прыгайте, я буду вам только благодарна за счастливое разрешение всех проблем.

Если бы не повреждённые связки и астма, папа наверняка попробовал бы крикнуть толпе о том, что находится в неволе. Пусть он, возможно, в тот же миг лишился бы жизни, но участь его убийц стала бы также незавидной. Однако башня была высока и далека от толпы, и даже здоровому человеку навряд ли бы удалось докричаться, тем более что собравшаяся толпа была занята собой и оживлённо комментировала «спасение» своего понтифика. Папа ещё раз благословил плебс крестным знамением и спустился на площадку. Мароция приказала слугам вести Иоанна в его покои.

– Всё ловко придумано, Мароция, но завтра я не доставлю вам подобного удовольствия.

– Напрасно. Свежий воздух для вашего здоровья сейчас просто необходим. Мне же несложно будет найти жонглёра или просто слугу, который в ваших одеждах завтра со стен башни благословит от себя народ Рима. На таком расстоянии никто не заметит подмену.

– А что дальше, Мароция? – спросил папа.

– Вы всё время куда-то торопитесь, Ваше Святейшество. Это невежливо по отношению ко мне, хозяйке Замка Ангела. Я рассчитываю, что вы задержитесь и погостите у меня.

– Как долго? – Папа остановил свой шаг, и глаза его встретились с глазами сенатриссы. Та ответила змеиным шелестом:

– Как только Я захочу.

Эпизод 7. 1682-й год с даты основания Рима, 8-й год правления базилевса Романа Лакапина

(28 мая 928 года от Рождества Христова)

Иоанн сдержал слово и в следующие четыре дня отказывался выходить на прогулку. Мароция также сдержала слово, и четыре дня легковерную толпу, мало-помалу рассеивающуюся возле башни, благословлял слабо заботящийся о спасении своей души безвестный слуга, находивший затею своей хозяйки весьма забавной. Агенты кардинала Льва и магистра Михаила работали добросовестно, так что и сам Рим, и Город Льва сохраняли спокойствие относительно судьбы папы Иоанна ДесятогоХ. Останки брата папы Петра в эти дни были торжественно увезены из Рима сполетскими баронами. Так распорядилась сама Мароция, объясняя это тем, что герцог должен быть непременно похоронен в усыпальнице правителей Сполето, возле базилики Сан-Сальваторе. Рим вновь умилился справедливостью и благочестием сенатриссы Маруччи, забывшей о своих распрях с Петром, и не задавал в связи с этим лишних вопросов об отказе папы от прощания с останками своего горячо любимого брата.