Читать онлайн Григорий Ананьин - Низвержение Жар-птицы

Глава 1.

Девочка на холме

Вечером через ту часть леса, где ни мужики не рубили сосен, ни дети не собирали малины, медленно пробиралась ватага людей. Все они были разного возраста – от безбородых юнцов до тех, кто годился им в отцы, на всех была напялена разная одежда – от белых крестьянских рубах до парчовых кафтанов боярской знати. Казалось, ничто и не связывало это сборище, кроме дороги, которую они прокладывали в нехоженых местах, да еще страха перед рослым человеком, шедшим во главе отряда. Он никогда не озирался и, похоже, не боялся ни дезертирства отстающих, ни удара в спину, которого, судя по злому выражению некоторых лиц, вполне можно было ожидать.

Тем временем заметно темнело, в воздухе появились комары, а где-то в отдалении завыл волк, будто жалуясь людям на тяготы жизни или призывая их вспомнить свои. Казалось, путники поняли зверя и прониклись его чувствами, потому что раздраженных взглядов становилось все больше и больше. До какого-то момента даже самые храбрые еще сдерживали языки, но потом началось глухое ворчание, а затем из задних рядов донесся одинокий голос:

– Когда привал, Федька?

Передний человек, к которому явно относились эти слова, даже и бровью не повел, и лишь тогда, когда другой человек повторил тот же вопрос, буркнул:

– А тебе какое дело? Знай шагай вперед!

– Это ночью? Тогда только сычи летают!

– Ноги ноют и кони устали!

– И брюхо сводит, а на ходу толком не поешь!

– Дело говорят, Федька, слушай!

Тот, кого называли Федькой, обернулся, и все разом умолкли. Выждав с полминуты, Федька произнес:

– Ишь расквакались, ровно лягушки! Через версту али две полянка будет, там заночуем!

Недовольство утихло, и все прибавили шагу, а некоторые принялись понукать пару лошадей, тащивших большую повозку, крытую холстиной. Федька не врал: вскоре ватага выбралась на ровное место, на котором виднелись лишь одинокие кусты да небольшой голый холмик, не то естественного происхождения, не то неизвестно чья забытая могила. Услышав журчание ручья, текшего неподалеку, более молодые и нетерпеливые кинулись пить и принести воды остальным; другие побежали за хворостом, и вскоре на поляне уже вовсю полыхал костер. Люди расположились возле него; одни, едва откусив принесенного из повозки хлеба, тут же уснули; большинство жадно вонзали зубы в вяленое мясо и по очереди пили пиво и мед из горла больших бутылей. Лошадей выпрягли, спутали им ноги, и они, не отходя от повозки, принялись щипать траву. Только Федька, казалось, не испытывал потребности ни в еде, ни в питье, будто бы голод и жажда так же мало брали его, как и усталость.

После ужина все легли, но сон ко многим не шел: беспокойство о прошлом и о будущем отгоняло его. Несколько человек, неосторожные в выпивке, принялись в десятый раз рассказывать товарищам историю своей нелегкой жизни; те лениво слушали. Тревоги добавляло еще и то, что никто, кроме самого Федьки, этих мест не знал. Солнце зашло, и тени от кустов стали принимать самые причудливые формы, будто бы руки каких-то неведомых существ тянулись к отдыхающим, не то гостеприимно приглашая задержаться подольше, не то угрожая неведомой и страшной расправой. Чтобы сбить гнетущее настроение, кто-то из тех, что лежали ближе к костру, произнес:

– Слыхал я, в этих местах клад есть.

– Какой? – сразу откликнулись другие.

– А Бог его знает! В городе баяли – богатая сторона.

– Не всему верь. Добыча нынче малая.

– Вот и говорю – хорошо бы клад найти.

– Ага, найдешь, да не подступишься! У меня брательник из-за кладов этих землю грызет.

– Ну, я не таков.

– Дурак ты – умение надобно!

– Есть оно у меня – в столице говорил с кладоискателями.

– Вот отыщешь хоть один – и поверю в твое уменье.

– А я и покажу! Сломи-ка веточку – ты ближе к кусту.

– А цареву дань с клада думаешь ли платить, разбойник?

Последние слова, непонятно откуда донесшиеся, живо заставили вскочить всех, и, прежде всего – Федьку, который правой рукой схватился за саблю, а левой вытер пот, моментально выступивший на лбу и щеках. Овладев собой, Федька крикнул:

– Где тот, кто это сказал?

И тот же звонкий голос ответил:

– Недалече, атаман! На холм погляди!

Вскинув голову, Федька и вправду увидел на вершине холмика небольшую фигурку в длинном платье, которая при свете луны, казалось, вырастала до размеров, какими народная фантазия наделяет небывалых витязей. Помотав всклокоченной головой, чтобы прогнать наваждение, атаман закричал снова:

– Кто ты такая?

– Тебе, душегубу, зачем это знать?

– Чего тебе надо?

– Лошадей у меня волки заели, – спокойно ответила незнакомка, вытянув руку. – Так что я твоих забираю. Добром отдашь или как?

Федька едва не задохнулся от ярости, но вовсе не из-за слов неизвестной ему собеседницы, а потому что разбойники сзади вовсю зашептались:

– У девки два пальца вперед выставлены!

– Клад взяла!

– Если она – государев человек, мы пропали!

– Не проиграй атаман в кости последние таланы, мы бы сейчас не стояли перед ней, как куры перед хорем!

– Молчать! – прошипел Федька, поглядев на ватагу. – Насыпайте порох, а я покамест ей зубы постараюсь заговорить! – Снова повернувшись к незнакомке, насмешливо смотревшей на него сверху вниз, он не спеша заговорил, из всех сил стараясь растянуть в улыбку свои толстые губы: – Послушай, зачем нам свару затевать? Я тебе зла не делал, и кобылы наши весьма худы. А мы в город идем. Айда с нами! Там в дворянских конюшнях стоят ладные лошадки, так забирай любую или двух на выбор… – Сообразив по шороху сзади, что все подготовлено, атаман крикнул: – Давай, ребята!

Два пистолета взмыли в воздух, еще мгновение – и их дула были направлены на незнакомку, но вместо оглушающих выстрелов послышался жалкий звук осечки, и тотчас же позади из кустов донеслось:

– Эй, разбойнички! Вы ведь из тех мест идете, где мор харкотный объявился. Хотите его получить?

Эти слова, непонятно кем сказанные, привели ватагу в ужас. Толкая, давя и топча друг друга, разбойники ринулись в направлении ручья, стремясь как можно скорее покинуть несчастливое место. Наперебой раздавались крики:

– Спасайтесь, братцы!

– С двумя не сладим!

– Пропади она пропадом, эта ночевка!

– Стой, проклятые! – орал Федька, тщетно пытаясь удержать товарищей или хотя бы привести в некоторый порядок их паническое бегство. – Уводите лошадей, берите обоз!

Трое разбойников его послушались и бросились к лошадям, но тут же из кустов, быстро и бесшумно, как заяц, выпрыгнул человек, протянул к разбойникам руку, и их сапоги заскользили по влажной траве. Вскочив, двое из них устремились наутек, третий отчаянно потянулся к бедру, где висела сабля. В руке неизвестного, стоявшего между ним и повозкой, свернуло лезвие, и разбойник, так и не успевший выхватить оружие, с воем последовал за остальными. Стреноженные лошади, также испуганные, издавали отчаянные крики, гулким эхом отзывавшиеся в лесу. Человек, ранивший разбойника, подошел к ним и положил ладонь на шею сначала одной, потом другой, и животные затихли, словно признавая нового хозяина.

Издали донесся Федькин рев:

– Я до тебя еще доберусь, попомни, деваха!

Сразу же последовал веселый ответ:

– Смотри портки не потеряй, атаман!

После этого на поляне воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием сучьев в костре да еле слышной бранью убегавшей со всех ног ватаги.

Глава 2.

Разбойничья добыча

Девочка, потребовавшая от атамана коней, подошла к костру, который уже угасал, и бросила туда ветки, заранее заготовленные разбойниками. Пламя ярко вспыхнуло и осветило ее стройную фигурку, в которой уже начали проступать черты взрослой женщины, золотистые волосы, заплетенные сзади в косу, и смелый взгляд, который она устремила на мальчика, приблизившегося к ней и обтиравшего после недавней схватки клинок. Несколько секунд они смотрели друг на друга с той уверенной улыбкой, которая бывает только у близких людей после удачного завершения совместно реализуемого дела. Однако мальчик все же решил напустить на себя строгость и преувеличенно сердито произнес:

– Опять, Аленка, вперед лезешь!

– А, почему бы и не потешиться! – беззаботно ответила девочка.

– Боязно за тебя.

– Батюшка так же матушке говорил, помнишь?

Мальчик нахмурился:

– Не трожь родителей попусту.

– Потратился-то сильно?

– На осечку курков ушел один талан, на то, что заставил тех дураков упасть – половинка.

Девочка протянула руку. Лицо мальчика разгладилось, и он сказал примирительным тоном:

– Ладно, потом сочтемся! Стой здесь, я поклажу перенесу.

Он исчез в кустах; Аленка, снедаемая любопытством, вытащила из костра ветку подлиннее и сперва внимательно осмотрела лошадей, затем подошла к повозке. Она представляла собой низкую телегу, какой обычно пользуются крестьяне, только более узкую, что позволяло ей продвигаться в не слишком густом лесу. Плотная ткань, накинутая сверху и закрепленная по бокам, образовывала некое подобие палатки и служила вполне надежным укрытием от любой непогоды. Откинув ткань сзади и закусив нижнюю губу, Аленка залезла внутрь и принялась рассматривать взятую с бою добычу. В глаза бросился беспорядок, характерный для разбойничьих складов, а также полное отсутствие звонкой монеты. Помимо провизии и некоторого количества свечей, одну из которых девочка тотчас зажгла, в повозке были свалены незатейливые предметы обихода простых поселян, награбленные, видимо, в дороге за неимением лучшего. Совершенно не опасаясь внезапного возвращения разбойников, которые были слишком напуганы, Аленка добралась почти до конца телеги, когда услышала слева слабое дыхание. Повернувшись в направлении неожиданного звука, девочка резко выпрямилась от удивления, так, что ее голова уперлась в матерчатый потолок.

– Чего там? – спросил мальчик, беседовавший с Аленкой у костра. Он как раз вернулся, таща в каждой руке по плотно завязанному узлу.

– Иди-ка сюда, Аверя!

Мальчик вспрыгнул на повозку и, согнувшись, подошел к Аленке. Та приподняла свечу.

– Гляди!

Аверя тихонько присвистнул:

– Хлопец! Вроде бы одних с нами лет.

– Похоже, пленник: видишь, как спутан!

– И штаны снизу подрезаны. Отчего бы?

– Ради глума, видимо.

– Дело известное: разбойников хлебом не корми, а дай над живой душой поизмываться. То навоз заставят жрать, то над платьем чего-нибудь непотребное учинят.

– Дай ножик: я разрежу веревки.

– Сам разрежу.

Через малое время неизвестный мальчик был освобожден и от веревок, и от повязки, стягивавшей ему рот. Это манипуляции привели его в чувство; он оперся на локоть и немного привстал. Аверя приложил к его губам бутыль с квасом, как раз подвернувшуюся под руку; спасенный сделал два быстрых глотка, затем отодвинулся к краю и произнес:

– Где это я?

– Уже не у злодеев, – улыбнулась Аленка.

– А Пашка?

– Не ведаем, – пожала девочка плечами. – Ты один тут был.

– Чего Налим хотел от тебя? – спросил Аверя.

– Какой еще Налим? – растерянно промолвил незнакомец.

Аверя фыркнул:

– Да тебя что, на цепи в подвале держали, как вора перед пыткой? Федька Налим – самый лютый атаман: его имя младенцам ведомо, потому как матери им пугают, а ты…

– Полно, Аверя, – вступилась Аленка. – Парню оклематься нужно. Бог ведает, что ему пришлось перетерпеть у Федьки.

– Надобно осмотреть его да проверить, чист ли.

Аленка, опустившись на корточки, взяла руку неизвестного мальчугана, поджав на ней пальцы, кроме указательного и мизинца, которые выставила вперед. После этого она привела свою свободную руку в такое же положение и коснулась своими торчащими пальцами пальцев незнакомца. Он не противился этой процедуре и вел себя вполне безучастно, а с его лица не сходило выражение испуга пополам с любопытством, какое обычно бывает у пойманных зверьков. Аленка покачала головой и выпустила его руку, а затем начала расстегивать пуговицы на его рубашке, делая это несколько неловкими движениями, как будто ей почти никогда не приходилось этим заниматься. По телу мальчика никто бы не смог утверждать, что с ним жестоко обращались; тем не менее, в глазах бывшего пленника отразился такой ужас, словно он увидел страшные раны. Снова подняв взор и пристально посмотрев на Аверю и Аленку, он сказал: