Будучи человеком практическим, Артём сделал для себя вывод: друзья друзьями, приятели – приятелями, а женится он на человеке, чей список друзей не будет включать в себя половину университета. Всё чаще мысли его возвращались с Соне: они были знакомы с первых курсов, когда та была совсем ребенком; теперь же он ловил себя на том, что в доме Янтарских в первую очередь искал её. Большие серые глаза, спокойное, мягкое лицо, старомодная коса – русая, густая, доходящая до пояса.
Сонечка часто перекидывала её на грудь, словно героиня старых русских сказок. Софья иногда тоже заплетала косу, но и по Софье, и по перекошенной косе было видно, что всё это делалось в угоду матери.
Перед Рождеством они с Соней столкнулись на ярмарке: пахло пряностями и хвоей, и пар поднимался вверх от самоваров с горячим вином и медовухой. Сверху валил снег и тут же таял; Сонечка была в вязаной белой шапке на манер гномьего колпака и, завидев Артёма, заулыбалась:
– Месье Васильев!
– Пани Янтарская! – в тон ответил Артём. – Не подскажите ли, где нынче продаются имбирные пряники?
– Вам послаще или поимбирнее?
– Мне самые лучшие, какие есть! – Артём задрал нос, поправив сползающую на глаза шапку. Соня засмеялась и махнула рукой в сторону праздничной карусели:
– Все не перепробовали ещё, но у сестёр Павловских обычно вкусные.
Они побродили по ярмарке: Соня пришла с Ольгой, но та тут же сбежала; потом они увидели её с каким-то пареньком на карусели.
– Маменька ваша не будет ругаться, если узнает? – с любопытством спросил Артём, глядя на эту парочку. Соня пожала плечами:
– У неё нынче хлопот полон рот, на это Оля и рассчитывает. А что, Тёма, – она взглянула на него, – правда, что Рому отчисляют?
– Соня, прости, но его отчисляют каждый семестр, – ответил Артём и добавил, – как я понимаю, ваша родительница всё уладит.
Соня обеспокоенно повела плечами.
– Нет?
– Не знаю, – призналась она. – Что-то я сомневаюсь. Вроде как он натворил там чего-то, и ректор настаивает… Не знаю, Тёма.
От того, каким грустным стало её лицо, и того, как нежно прозвучало его имя, Артём устыдился собственных мыслей о возможном Ромкином провале; теперь ему хотелось, чтобы с приятелем всё было хорошо и Соня лишний раз не огорчалась.
Он хотел что-то подобное сказать, но нужные слова никак не находились. Расставаться тоже не хотелось: он угостил Соню медовым яблоком, взял себе жареных каштанов, и они встали в толпу, наблюдавшую, как Иосиф со сползающей бородой и восхитительно красивая Мария разыгрывают сценку в окружении нескольких разномастных ангелов и двух топчущихся на охапке сена овец в деревянном вертепе. За ним больше угадывались, чем были видны, кремлёвские стены и купола церквей.
– Хорошо быть девой Марией, – сказала Соня почему-то немного сердито. Оглянулась на него:
– Правда же? Сидишь себе, живёшь со стариком – я читала, он был старик – а потом раз – и мать божьего сына.
– Я в Библии не силён, – признался Артём. – Но если верить науке, то такого вообще не могло быть.
– Вот и я думаю, – вздохнула Соня. – Нет, ну я думаю, с девой Марией могло, а вот со всеми остальными уже нет. Живи ты со своим старым мужем.
– Не обязательно, – возразил Артём. – В смысле, необязательно со старым.
Соня посмотрела на него своими глазищами и хотела что-то сказать, но тут потянулись нестройной шеренгой волхвы. Один из них был в блестящей кожаной куртке с шестерёнками и цепями.
