Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - страница 22

– Забудь эту ночь, Марина. Забудь меня. Забудь Иосифа, забудь все, что ты видела и слышала. Кремль – это настоящий террариум. Скоро кто-нибудь шепнет Сталину, что ты виновна в его несчастье. Если хочешь остаться в живых, исчезни. Или тебе помогут исчезнуть. Главное, не появляйся в театре. Затаись!

– … Так я и сделала, затаилась, как мышка.

– Мисс… Погодите… Минутку!

Это был Никсон, так вцепившийся в микрофон, словно боялся, что его отнимут.

– Всем известно, мисс Гусьева, что жена Сталина умерла в больнице от приступа аппендицита.

– Ложь! Она покончила с собой.

– Это по вашей версии.

Русская только пожала плечами. Никсон переглянулся с Маккарти и Вудом. Заговорил Маккарти:

– И у вас есть доказательства ее самоубийства?

– Доказательства?

Она засмеялась, будто хорошей шутке. Смех был искренним, чуть ироничным.

– Я сама и есть доказательство, господин сенатор. Уж я-то знаю, где находился Иосиф Виссарионович Сталин, когда его жена покончила с собой. На вечеринке она вовсе не выглядела больной. Она ему закатила сцену…

– Но вы же не были свидетельницей самоубийства.

– Действительно, не была.

Вновь инициативу перехватил Никсон:

– Вы не видели собственными глазами, как она застрелилась. И трупа тоже не видели.

– Ну, хотите верьте, хотите нет…

– Вы нам достаточно лгали, мисс Гусова, так что сами понимаете… – прошипел Маккарти.

Они с Никсоном сознательно перевирали ее фамилию.

– У меня не было выбора. Я боялась тюрьмы.

– Там в результате оказывается любой нарушитель закона, – назидательно произнес Вуд.

Она ему ответила яростным взглядом. В таком гневе мы ее еще не видели.

– Да, я воспользовалась поддельным паспортом, но кому я этим навредила? Теперь вы все знаете и мне больше незачем лгать. Я говорю чистую правду! Самоубийство Надежды Аллилуевой мне сломало жизнь. Если бы она не застрелилась, я сейчас была бы знаменитой актрисой. Моя слава, может, докатилась бы и до Америки. Но все пошло прахом! Она покончила с собой, и мне пришлось забыть о сцене, прятаться, скрывать прошлое.

На последних словах ее голос сорвался. Глаза затаились под густыми ресницами. Шиньон выбился, и ее волосы растрепались. Теперь она выглядела встрепанным воробышком. Кон почуял, что пора нанести удар, и вновь оседлал своего любимого конька:

– Я правильно понял, мисс, что после кремлевской вечеринки у вас не было другого выхода, как стать шпионкой?

– Сколько можно повторять? Я не шпионка и никогда ей не была!

– Ну, если вам нечего скрывать, зачем же было въезжать на территорию Соединенных Штатов по фальшивому паспорту?

– Вы сами прекрасно знаете! По какому еще паспорту я могла въехать? Неужели вам не известно, что в Советском Союзе можно получить заграничный паспорт и право на выезд только по особому разрешению? А без паспорта вы меня впустили бы? Майкл предупредил, что меня или вообще не пустят в страну, или в лучшем случае интернируют. Я знаю, что у вас тоже есть лагеря…

– Майкл? Это агент Эпрон, которого вы убили?

– Хватит! Хватит твердить одно и то же! Это чушь! Я не убивала Майкла…

Мы ждали новой вспышки ярости, но русская вдруг склонила голову. Я теперь видел ее только со спины. Было заметно, как напряглась ее шея. Еще несколько секунд раздавался треск стенографисток, затем установилась полная тишина. Но прокурор не дал паузе слишком затянуться.