Ночи нет конца - страница 35

К тому времени, когда мы привезли багаж в нашу берлогу, мы успели промерзнуть до костей. Корадзини вопросительно посмотрел на меня. Он дрожал от холода, нос и щека у него побелели. Когда же он стащил перчатку, то выяснилось, что кисть висит как плеть, безжизненная и белая.

– Так вот что происходит после того, как побудешь полчаса на морозе, доктор Мейсон.

– Боюсь, что да.

– И в таких условиях нам придется прожить семь дней и семь ночей! Господи помилуй! Да нам ни в жизнь не выдержать, дружище. Не говоря уже о женщинах, мисс Легард, сенаторе Брустере и Малере. Да они же замерзнут, как цыплята в холодильнике… – При этих словах предприниматель поморщился, а такого человека, как он, насколько я понял, трудно заставить морщиться от боли. Корадзини принялся энергично растирать обмороженную руку. – Да это же сущее самоубийство.

– Нет, рискованное предприятие, не более, – возразил я. – Остаться здесь, чтобы умереть с голоду, – вот настоящее самоубийство.

– Приятная альтернатива, – улыбнулся мой собеседник, но глаза его остались холодными и решительными. – Но, думаю, вы правы.

В тот день каждый получил на обед по миске супа с галетами. Трапеза и в обычных-то условиях была бы скудной, а для людей, которым предстояло в течение нескольких часов работать на морозе, – тем более. Но иного выхода не было. Для того чтобы добраться до побережья, понадобится неделя, не меньше. Так что придется экономить провизию с первого же дня.

За какие-то два часа температура поднялась неимоверно быстро: столь резкие перепады температур в Гренландии – дело обычное. Когда мы вылезли из люка и направились к трактору, пошел снег. Однако повышение температуры лишь ввело нас в заблуждение: оно сопровождалось не только осадками, но и повышенной влажностью, из-за чего воздух стал невыносимо холодным.

После того как мы сорвали с трактора брезент, он затрещал и лопнул. Но я не обратил на это внимания. Взорам наших гостей впервые предстала машина, от которой зависела их жизнь. Неторопливым движением я обвел лучом фонаря силуэт трактора (на ледовое плато уже опустился темный полог ночи). Рядом со мной кто-то тяжело вздохнул.

– Наверное, этот экспонат увели из музея, когда отвернулся смотритель, – бесстрастным тоном изрек Корадзини. – А может, он остался здесь с ледникового периода?

– Да, агрегат не первой молодости, – согласился я. – Довоенная модель. Чем богаты, тем и рады. Британское правительство не слишком-то щедро финансирует исследования по программе Международного геофизического года. Не то что русские или ваши земляки. Узнаете? Это опытный образец, предок современных полярных снегоходов.

– Никогда еще такого не видел. А что это за модель?

– Трактор французского производства «Ситроен 10–20». Слабосильный, с узкими гусеницами, как можете убедиться. Слишком короткий для своего веса. На местности, иссеченной трещинами, смертельно опасен. Без особого труда перемещается по ледовому плато, но если выпадет хоть немного свежего снега, лучше пересесть на велосипед. Однако это все, чем мы располагаем.

Корадзини промолчал. Ему, управляющему заводом, выпускающим, пожалуй, лучшие в мире трактора, трудно было подобрать подходящие слова. Однако, несмотря на разочарование, он решительно взялся за дело. Несколько часов подряд трудился как одержимый. А вместе с ним и Зейгеро.

Через какие-то пять минут после того, как мы принялись за работу, пришлось с трех сторон натянуть брезент, прикрепив его к алюминиевым трубам, принесенным из туннеля. Иначе работать было невозможно. В глаза хлестал снег, ветер продувал насквозь самую толстую одежду, словно папиросную бумагу. Внутри мы поставили переносную печку на жидком топливе. Чтобы создать иллюзию тепла, укрепили два фонаря «летучая мышь» и паяльные лампы. Без них невозможно было обойтись. Но, несмотря на наличие укрытия, практически каждый из нас время от времени спускался в жилище, чтобы растереть себе руки и лицо и похлопать по бокам, возвращая жизнь в коченеющее тело. Лишь мы с Джекстроу, одетые в оленьи меха, могли работать чуть ли не до бесконечности. Всю вторую половину дня Джосс оставался внизу: потеряв битых два часа в попытке связаться с полевой партией при помощи рации, установленной на тракторе, он махнул рукой на это занятие и стал возиться со сломанным передатчиком.