Женя буквально взрывается:
– Да как ты можешь? Ты же видишь, что подруге плохо. И собираешься ее бросить? Ты можешь хоть раз принести в жертву что-то важное для тебя, во имя ближнего своего?
Катя приобнимает ее и целует в щеку.
– Ты же знаешь – я всегда готова помочь человеку, особенно единственной подруге. Но сегодня не могу. Прости меня, не могу. Прощаешь?
– Тоже мне, подружка…
Бармен, наконец, приносит водку. Женя молча берет стакан, поднимает его во благо кого-то невидимого и залпом выпивает, не закусывая.
Катя страдальчески наблюдает за всем процессом. Затем осторожно касается плеча подруги:
– Но, если хочешь, по пути я могу завести тебя домой. Серьезно. Просто ты не понимаешь. Я не могу здесь долго задерживаться. Это действительно сложный предмет, я к нему много готовилась и должна быть завтра на высоте.
Женя подпирает голову рукой, лицо ее обретает какие-то неприятные черты:
– Впрочем, как всегда и везде. Не надоело?
– Что?
И без того большие, катины глаза расширяются до предела, она с непониманием смотрит на подругу.
– Что-что? – грубовато передразнивает ее брюнетка. – Да вот это твое постоянное стремление быть, как ты говоришь, на высоте. Везде быть лучшей, тихой, доброй, заботливой. Учиться на «пять», слушать маму, не иметь никакого собственного мнения – лишь бы только всем нравиться. Не пить, не курить. Всем «спасибо», «пожалуйста». Как героиня дешевых любовных романов девятнадцатого века… А может хорош этой показухи, а? Может, ну ее? Ну всем же все понятно. Ты всем все доказала, уже же можно и расслабиться. Будь собой – такой, какая ты есть на самом деле. Выпусти своих демонов наружу! Хоть раз дай им глоток свободы. Прими эту жизнь, не пытаясь угодить ей. Слабо?
Катя все еще испуганно глядит на Женю, словно силясь понять – кто перед ней и правильно ли она понимает, что именно к ней – к ее лучшей подруге, девушке, искренне любящей ее – и был обращен этот гневный и явно незаслуженный вызов. Наконец, она осознает, что да – перед ней ее Женька и слова обличали именно ее – Катю. Ее лучшая и единственная подруга Женька полагает, что Катя врет, что все это время врет и притворяется? Что вся катина любовь к Жене, к людям – искренняя настоящая – всего лишь фальшь? Но… но если так думает та, с кем она общается ближе всего, еще со школы, которая знает ее долгих десять лет, то что же тогда думают остальные? Неужели и они считают, что… что… На глазах у девочки невольно выступают слезы, и подбородок начинает предательски дрожать.
– То есть…, – глухо говорит Катя, глядя с ужасом на Женю. – То есть… ты… ты думаешь, что я это специально? Просто чтобы выделяться на фоне остальных? Ты хочешь сказать, что я всего лишь выскочка, показушница? Я притворяюсь и лицемерю? Ты правда считаешь, что я фальшивка? Да как же ты можешь? Ты же знаешь меня лучше остальных… ты… разве я давала когда-нибудь повод…. Разве я виновата, что желаю всем добра и люблю свою маму?
Женя вдруг резко собирается, осознав свою оплошность и тут же устремляется к Кате, которую бьет мелкая дрожь, пытаясь обнять ее.
– Да ладно, Кать, прости. Я же по глупости. Я тупая. И бухая. И вообще никакая. Прости, глупенькая, я же просто сейчас зла на всех, вот и тебе перепало. Я вовсе так не думаю, это злость и обиды. Это все чертов Макс. Катюш, прости. Ты и вправду у меня самая лучшая. У тебя есть салфетка?
– Есть… – всхлипывая отвечает девочка. Она просто беспомощно плачет от боли и обиды. И не может она долго сердиться, да и не сердится уже, но слезы живут своей жизнью, будто пеленою отгораживая ее и защищая от угроз внешнего мира.
