– Дим, мы еще не готовы. Наше чувство еще не расцвело настолько, чтобы познать друг друга, мы идем к этому, но еще не пришли. Я так люблю тебя, но это действительно очень, очень важно для меня.
– Мы готовы, поверь мне. Я хочу тебя!
– Извини, прости меня, пожалуйста, но я не могу согласиться. Еще не время. К тому же, завтра утром мне равно вставать. Не обижайся, солнышко, мы обязательно это сделаем, но не сегодня. Пожалуйста. Не сегодня. Не сердись на меня.
Взгляд парня теряет всякую жизнь и сменяется больше на равнодушие, нежели на смирение. Но, в целом, он «принимает» столь неутешительный исход:
– Да ладно, что уж там. Я все понимаю. Еще этот экзамен. Че теперь? Нет, так нет.
Катя, не замечая этих перемен, искренне радуется:
– Спасибо, зайка, ты у меня такой чуткий. Так люблю тебя! Прости, я отойду ненадолго к Жене, ей Макс изменил, ей плохо.
– Вот урод! – безразлично бросает Дмитрий.
– Ну это же ты у меня такой молодчага, а он просто несерьезный. Я ненадолго.
Когда Катя возвращается к стойке, то застает неутешительную картину. Перед Женей выстроилась батарея пустых бокалов из-под коктейлей, а трубочка в ее губах усердно тянет очередную порцию «Секса на пляже». Судя по размазанной туши на глазах, Женя плакала. – Ого, я вроде ненадолго тебя оставила, – обращает внимание на свое присутствие Катя. Женя, не глядя на подругу, снова плачет:
– Он всю жизнь мне сломал… ненавижу его. Как же хорошо все начиналось. И как жить теперь, когда есть с кем сравнивать? Где я теперь найду ему под стать?! Кобелина, тварь, чтоб он сдох… а потом и я вслед за ним. От горя…
Катя подзывает бармена:
– Извините, можно Вас попросить больше ей не наливать?
Но в женины планы, как видно, сдаваться без боя никак не входило:
– Не надо за меня решать! – вдруг рявкает она. – Я сама способна организовать свою жизнь.
– Способна, способна, – ласково вторит ей Катя, – но не в таком состоянии.
– Я убью его, – вдруг совершенно спокойно подытоживает Женя.
– Кого? – даже не сразу понимает Катя.
– Макса.
– За что? Вас же уже почти ничего не связывает.
– Вот за это и убью, – тем же безэмоциональным голосом продолжает Женя. – Я не хочу, чтобы он еще кому-то сделал больно. Я не хочу, чтобы кто-то еще, доверившись ему, потом так же страдал как я.
– Да глупости это, Женечка. Ты послушай себя. Просто не думай о нем. Забудь его!
– Вот убью и забуду. Ну сколько за него дадут? В первый раз-то убиваю, значит примерно лет шесть. По сравнению с огромной жизнью, шесть лет – это такая фигня, о которой и думать нечего.
Катя подсаживается к ней ближе и прижимает ее голову к своей груди.
– Родненькая моя, услышь меня. Ведь не в шести годах-то дело. А в том, что ты убьешь человека… че-ло-века! Да можно ли убивать человека? За ним же целая жизнь: детство, школа, мечты, планы на будущее. Даже если он оступился или обидел тебя, всегда нужно давать второй шанс и третий. Ты же не Господь Бог, чтобы наказывать другого. Тебе ли это решать? Ты же не простишь себя потом никогда.
– А кому, интересно, это решать? – отпрянула подруга. – Если у человека появляется опухоль – ее же удаляют, чтобы она не разрасталась дальше во все органы. А плохой человек для меня – чем не опухоль, если он уничтожает меня изнутри. Разве я виновата, что нет таких служб, которые занимались бы этим официально, вот и приходится все решать самому. Но человек-опухоль не должен жить!
