Видимо, что-то не так. В прошлый раз Шерон к этому часу уже появилась. Я проверил телефон, но не было ни пропущенных звонков, ни сообщений. Наш разговор накануне особых надежд не внушал, и помощи Шерон, честно говоря, не обещала. Обронила:
– Завтра вечером. Там же, тогда же, – и повесила трубку.
Автобус свернул на проспект Малькольма Икс, я уже заподозрил, что Шерон меня надула, но тут мы резко затормозили у ветхого особняка, и я увидел одинокую фигуру на тротуаре. Двери открылись, и вот уже детектив Шерон Фальконе спешит ко мне – будто заранее знала, где я сижу.
Она не изменилась: те же 5 футов 3 дюйма, угрюма, губы тонки и неулыбчивы, нос кнопкой, кончик вздернут завитком древесной стружки. Не то чтобы непривлекательная. Однако странная. Смахивает на бледную монашку с портрета пятнадцатого столетия во фламандском зале Метрополитен-музея. Одна беда: художник не вполне освоил человеческую анатомию, а потому наградил Шерон длинной шеей, асимметричными плечами и слишком маленькими ладошками.
Она скользнула на сиденье рядом со мной, оглядела других пассажиров, уронила под ноги черную сумку.
– Из всех эм-сто-вторых во всех городах мира ты заходишь в мой,[12] – отметил я.
Она не улыбнулась.
– У меня мало времени.
Она расстегнула сумку и вручила мне белый конверт 8 × 10. Я извлек оттуда тоненькую пачку бумаг: первая страница – фотокопия досье.
«Дело № 21-24-7232».
– Как продвигается расследование? – спросил я, спрятав бумаги в конверт, а конверт в карман.
– Расследует пятый участок. Им по сто человек на дню звонят. Анонимы, но по делу ни слова. На той неделе Александру видели в «Макдональдсе» в Чикаго. Тремя днями раньше – в ночном клубе в Майами. Уже два признания в убийстве набралось.
– А это убийство?
Шерон покачала головой:
– Нет. Она прыгнула.
– Ты уверена?
Она кивнула:
– Никаких следов борьбы. Ногти чистые. Сняла ботинки и носки, поставила на край. Методично готовилась – очень похоже на суицид. Вскрытия не было. Даже не знаю, будет ли.
– А почему не будет?
– Семейный адвокат отбивается зубами и когтями. Религиозные запреты, все такое. Для еврея осквернение тела – кощунство. – Она нахмурилась. – Я заметила, в деле не хватает пары снимков. Торс, спереди и сзади. Я так думаю, хранят отдельно, чтоб какой урод не слил «Дымящемуся пистолету»[13].
– Причина смерти?
– Как у всех прыгунов. Обильное кровотечение. Перелом шеи, рваные раны сердца, множественные переломы ребер и перелом черепа. Пролежала мертвая несколько дней. С месяц назад поступила в какую-то пафосную частную клинику на севере. Оттуда сообщили о ее исчезновении. За десять дней до прыжка.
Я вытаращился:
– Почему? Она сбежала?
Шерон кивнула:
– Медсестра подтвердила, что в одиннадцать вечера Александра была в палате, свет не горел. А в восемь утра ее уже не было. И зафиксирована всего одной камерой слежения – какой-то бред, клиника напичкана камерами, как Пентагон. Лица не видно. Просто девушка в белой пижаме бежит по газону. И с ней мужчина.
– Кто?
– Неизвестно.
– Почему она легла в клинику? Наркотики?
– По-моему, никто так и не знает, что с ней было. Там в конверте медицинское освидетельствование.
– Когда клиника заявила о пропаже?
– Тридцатого сентября. В рапорте есть.
– А прыгнула она?..
– Поздно вечером десятого октября. Одиннадцать вечера, полночь.
– И где она шлялась эти полторы недели?
– Никто не в курсе.
– А на кредитках ее шевелилось что-нибудь?
